— Бросай ты тут все. Бросай, говорю. У меня дом целый тебя ждет. Далеко до Москвы, конечно, зато — хоромы. Ведь не будет здесь жизни от них. Андрюш... Соглашайся. Работать начнешь, театр поднимем. А это — никогда не закончится. Сгоришь ведь, сгоришь.
Андрей вяло кивал. Увидел Сергеева, улыбнулся устало и жалобно:
— Никита пришел... Я думал, спишь, а ты... Садись, Никита, выпьем давай... Можно?
Представилось, как водка, теплая, маслянистая, втекает в горло. В животе сжалось и рванулось вверх. Сергеев зажмурился, несколько раз взглотнул громко, сопротивляясь тошноте. Потом, не открывая глаз, выдавил:
— Нет, не могу.
— У меня ведь горе, Никит, — говорил Андрюха. — Скоро храм видеть не буду. Строить начали. И как я тогда?
— Не знаю... Ничем не могу...
— Слушай, — шершавый голос Володьки, — никто признаваться не хочет. Кто меня так? Скажи, Ник. Если ты, ну и ладно. Главное, честно скажи.
Не отвечая, Сергеев повернулся и вошел в спальню. Повсюду храпели и сопели, с усилием втягивая отравленный, почти без кислорода, воздух; раздался короткий и сдавленный женский стон и тут же смолк... Сергеев постоял, боясь сделать шаг, чтоб впотьмах не наступить на кого-нибудь, пытался по звукам определить, где лежит жена с детьми. Не получилось... Вспомнил про зажигалку, вытащил, щелкнул. Стал наклоняться к кроватям.
На тахте, где спали жена и дети, места оставалось только в ногах. Сергеев снял туфли, куртку. Осторожно лег, свернулся. Полежал... Хоть душно было, но прохладно. Накрылся курткой. “Зима почти”, — сказал себе, успокаивая. Попытался вспомнить что-нибудь по-настоящему летнее из прошедшего лета. Зазеленели под веками листья, появились люди в рубашках и платьях, девушки в коротких юбках, но все это было не живым, не личным, а словно из какого-то фильма... Ощущения жары, солнца, радости, когда все растет и крепнет, и себя в этой радости не появилось. Даже того, как гуляли с сыном, во что он играл, не осталось. “Но жена ведь в больнице лежала, — стал оправдываться Сергеев, — не до этого было. Замотался”. Но и осеннего не осталось. Не запомнилось, как листья падали, как пах воздух, даже той тоски, что раньше обязательно прокалывала его каждую осень, не было. Или не запомнилось. Только этот день, может, и запомнится... Нет, что-то происходило... Что-то такое происходило... М-м... Или нет...