Новый мир. № 10, 2003

Не то чтобы экс-битл вдруг сотворил нечто небывалое, отнюдь, программа вполне уложилась в описанную схему. В число особенностей нынешней программы можно, пожалуй, занести только наличие нескольких битловских вещей периода «Сержанта Пеппера», которые никогда прежде вживую не исполнялись, — например, одна из самых красивых песен «Битлз» «She’s Leaving Home»; да трогательное стремление Маккартни подолгу оставаться с публикой наедине. Почти четверть выступления занимала сольная часть, где Маккартни пел под гитару или под клавиши (и только постепенно, опять-таки с акустическими инструментами, один за другим стали подключаться к нему другие члены группы). И по-моему, это была лучшая часть концерта, потому что присутствовала в ней какая-то близкая русскому сердцу и совершенно неподдельная задушевность, да и вообще он здорово умеет просто петь, безо всякой поддержки, окажись он (мысленный эксперимент) с гитарой где-нибудь среди людей, вообще не имеющих представления о его существовании, — можно гарантировать, что они будут им очарованы. Недаром и весь «мемориальный» материал: песни памяти Джона Леннона, Джорджа Харрисона (забавная и грустная версия «Something», Маккартни аккомпанировал себе — впрочем, честно проигрывая все потребные аккорды — на маленькой гитарке укулеле; инструмент ему доводилось использовать в песнях ранних семидесятых, но в отношении классики «Битлз» — это для Маккартни шаг поистине радикальный), своей умершей жены Линды — Маккартни свел именно в эту акустическую часть. И когда он впервые остался на сцене один, я вдруг понял, что сущность послания, которое отправляет публике Маккартни, а публика благодарно принимает, — она, конечно, уже не на уровне музыки; музыка настолько известна, что воспринимается почти автоматически, и это было бы посланием из прошлого, как, собственно, и выглядело большинство его поздних выступлений. Но еще когда я слушал альбом c той программой, которую экс-битл привез в Москву (мировое турне продолжается долго, и два диска с концертным материалом увидели свет в марте, за два месяца до московского концерта), у меня было чувство, что Маккартни каким-то совершенно непонятным образом, ведь в музыкальном плане почти ничего не изменилось, сумел сообщить на сей раз не сказать чтоб затертым, но как бы заслушанным за столько десятков лет вещам новую, неожиданную искренность, буквально откопать ее в старых песнях. Ну еще, конечно, харизма в России особенное имеет значение, но на меня харизма не действует или действует отталкивающе, и сентиментальная красивость не действует, и вообще все, что можно изобразить, сымитировать, даже талантливо. А вот на то, что передавал мне Маккартни, — надо же, отозвались и сердце, и ум. Прет, как говорят в народе. Редко бывает.

Очень благоприятное впечатление оставила манера Маккартни держаться на сцене: со спокойным достоинством, без эффектных поз и задыхающихся выкриков между номерами — да и немолод уже музыкант для кривляний и криков. Ну и только ленивый из журналистов, писавших о концерте, не отметил поразительно чистое чтение Маккартни русских фраз, записанных у него на бумажке; обыкновенно даже «привет, Москва» гастролеры выговаривают так, что скорее догадываешься, чем разбираешь, а тут даже абсолютно невнятные всякому иностранцу наши «ы» и «щ» вполне выговаривались — при том, что экс-битл вряд ли посвятил упражнениям в русском языке больше пяти минут. Видно, у него отличная акустическая память не только на музыкальные звуки.