Новый мир. № 10, 2003

«Воротившись из-под Казани, он [Иван IV] распорядился построить для попоек опричников особый дом, названный им по-татарски кабаком. Но татарский кабак — это постоялый двор, где подавались кушанья и напитки, и в этом он мало отличается от древнеславянской корчмы. Кабак же, устроенный Иваном IV, — это место, где можно только пить, а есть нельзя».

Татьяна Алексеева. «Реванш кочевников», или Ценностное осмысление глобализации. — «Космополис». Журнал мировой политики. Выходит четыре раза в год. Главный редактор Денис Драгунский. 2003, № 2 (4)

«Барон Ротшильд еще в 1875 году признавал, что „мир — это город“ (сегодня мы бы сказали — „глобальная деревня“)».

Юрий Арабов. «Самое трудное — личная порядочность». Беседовала Тамара Сергеева. — «Литературная газета», 2003, № 27, 2–8 июля

«<…> жанр нашей культуре (литературе, в частности) не очень свойственен, у нас нет жанровых традиций: роман может называться поэмой, поэма — романом. <…> Например, Пушкин написал рассказы и назвал их „Повести Белкина“. Столпы русской литературы часто писали вне жанра. И наш кинематограф в мировом кинопроцессе имеет существенное значение только как авторская внежанровая структура, выражающая некие идеи».

Александр Архангельский. Собачки Павловой. Безусловные рефлексы поэтической саморефлексии. — «Известия», 2003, № 104, 18 июня

Авторская рубрика «Словарь современных писателей»: «<…> тематическая гиперсексуальность стихов Веры Павловой не только что к революционности/контрреволюционности отношения не имеет; она вообще не про это, она через это — про то. <…> Это про душу, ушедшую от ужаса жизни в низ живота».

См. также новые стихи Веры Павловой: «Арион», 2003, № 2

Ольга Балла. Вестник. — «Знание — сила», 2003, № 6

«[Андрей] Тарковский религиозен для тех, кто сам чувствует себя таковым, и не таков для чувствующих иначе».

Павел Басинский. Великолепный провал. — «Литературная газета», 2003, № 25, 18–24 июня.

«[Дмитрий] Быков понимает природу русского романа, где главное не главное, а второстепенное».

Cм. также: «В каком-то смысле одна из задач „Орфографии“ — спрятать собственные страхи, собственные комплексы под маску эдакого Дюма-пэра. <…> Это — проза поэта, притворившаяся исторической или альтернативно-исторической беллетристикой», — пишет Никита Елисеев («Теплый вечер холодного дня» — «Русский Журнал», 2003, 1 июля ).

Об «Орфографии» Дмитрия Быкова см. также: Елена Дьякова, «Люди, упраздненные, как буквы» — «Новая газета», 2003, № 37, 26 мая

Павел Басинский. Самоубийство жанра. — «Литературная газета», 2003, № 28, 9 — 15 июля.

«Малые тиражи литературных журналов есть возврат в позапрошлый век и начало прошлого. Критик и вообще журналист, арендуемые конкретным издателем, это возврат туда же. Чудовищная диспропорция в гонорарах раскрученных и нераскрученных авторов из той же песни. Беззастенчивая эксплуатация авторского труда тоже. Ублюдочные издания за свой счет — факт прошлого, но только тысячекратно умноженный издательскими техническими возможностями. Журналы-однодневки… Судорожные попытки организации разрушенных литфондов… Низкий социальный статус литератора… (Белинский, будучи уже известным автором „Телескопа“ и редактором журнала в периоды отъездов Надеждина, работал домашним учителем у Кавелиных и наносил нижайшие визиты господам к именинам и праздникам.) Это что, называется прогресс? За это дважды — в 91-м и 93-м — кровь проливали? <…> Точно так же утрата критиками единственного, но прекрасно оснащенного полигона идей (в лице традиционной журналистики) есть безусловный регресс, сдача завоеваний советской цивилизации и торжество буржуазного культурного варварства. Я думаю, Белинский и Киреевский, Дружинин и Хомяковы, Страхов и Добролюбов, Писарев и Григорьев с удовольствием вместе печатались бы в литературной газете с миллионными тиражами, за которой народ стоял бы в киоски в очередь, а ее еще и не хватало б. Просто они мечтать о таком не могли! <…> Вообще утрата критикой статуса государственного взгляда на литературу (со всей его сложностью, внутренними борениями, подспудными расколами, грязью, доносами, но и идеализмом тоже) — это самый очевидный регресс и откат в прошлое. Даже не в ХIХ век, когда были Булгарины и Бенкендорфы, когда солидные писатели и философы шли в цензоры, но в крохотный исторический промежуток (начало и середина 20-х годов), когда государству на литературу стало наплевать. <…> Русскую критику съел Чубайс».