Новый Мир ( № 10 2005)

— Я чувствую угрызения совести, так хочется помочь.

— Это уже помощь. — Ее реплика была мгновенной.

Такое пронимает...

Он отложил свою рукопись. Вник в ситуацию.

Хозяева временного Марининого пристанища на улице Герцена вернулись с юга, и она с сыном пока ютилась у родственников, в шестиметровой проходной комнате. А багаж... Недавно вызволенный багаж, который больше года пролежал в таможне под арестом, потому что был адресован на имя дочери... Уже целый месяц Марина раздаривает вещи и книги, но разве за такой срок можно разделаться с имуществом, нажитым за семнадцать лет заграничных скитаний...

Евгений взял у нее только томик Данте: Анна так пела его по-итальянски, что то и дело хотелось заглянуть хотя бы в перевод. Из озорства он попробовал присвоить и Аннины “Четки” с равнодушно-учтивым авторским инскриптом, но Марина не дала. Конечно, не из жадности и не от недостатка любви к провокатору. В ее “нет!” явственно читалось: у этой тяги к той, совсем не сопернице — судя по порывистым стихам, ей посвященным, — еще есть будущее, есть надежда...

Пять ящиков с книгами стояли в чужом коридоре. Носильное, постельное и хозяйственное было упаковано в корзины, тюки, чемоданы и большие кожаные мешки, привезенные из Парижа. Куда все это?

Марина дала уже четыре объявления в газету — ищу комнату, бегала по самым призрачным адресам. Одинокую бы взяли, но матери с сыном никто не сдавал. Письма в инстанции и хлопоты знакомых — вялые или усердные? — тоже впустую... Тогда она стала тупо, как на работу, ходить в Литфонд. надеялась им надоесть: “В конце концов они что-нибудь найдут... Хоть ради того, чтобы от меня отделаться”.

Сопроводить ее — вот первое, что пришло на ум Евгению.

Где встретиться? Логичнее всего на углу улицы Горького и Охотного ряда: обоим добираться минут пятнадцать — ему на метро, ей пешком. Небольшой крюк для любительницы ходить — не жертва.

Выбравшись наверх, Евгений увидел летящую Маринину фигуру. Прямую, легкую. В серо-коричневом рябеньком пальто, в берете, в удобных ботинках без каблуков, с всегдашней кошелкой в руках.

— Спасибо. — Грустные виноградины не проскользнули, а чуть задержались на его усатом лице. Как неожиданный — пронзающий — поцелуй в губы.

Надо бы промолчать, чтобы закрепить, усвоить это ощущение, но с первого раза у Евгения не получилось: новизна смущает. Язык сам сболтнул:

— Куда торопимся? Тише едешь — дальше будешь...

Ничего не значащее балагурство, вроде бы необидное, а Марина взвилась: