Новый Мир ( № 10 2005)

Как видим, реплика Аверинцева вносит существенные коррективы в это в целом более чем правдоподобное соображение.

В аверинцевской записи на диске, кстати, “Ламарка” нет.

В тот вечер Аверинцев прочитал мне и свои переводы псалмов, добавив, что он приготовился подарить их Семену Липкину.

А в композицию диска Шилов включил фрагмент публичного чтения Липкиным его воспоминаний о Мандельштаме “Угль, пылающий огнем…”. Тогда они только-только вышли из печати.

На этом диске вспоминает о короткой встрече с поэтом и читает его стихотворение “Уничтожает пламя сухую жизнь мою…” и писатель Лев Адольфович Озеров. Именно он, кстати, вел второй в жизни авторский вечер Липкина (1988), на который пришла и Л. К. Чуковская4, что и было объявлено Озеровым с присущей ему громоподобной театральной торжественностью. На первый в свое время пожелала прийти Анна Ахматова.

Вот сколько перекличек.

Непосредственными воспоминаниями (чрезвычайно трогательными) поделилась с невидимым нами залом Наталья Соколова, которая шестнадцатилетней школьницей была на публичном вечере Мандельштама в Политехническом музее в 1933 году. Сидя в том зале, она вела записи, а придя домой, переписала их в дневник. Оговорившись, что не станет ни читать стихов Мандельштама, ни рассказывать о том, как читал он сам, — Наталья Викторовна своим тоненьким голосом рассказала о том, как поэтразговаривал,как спорил с ведущим вечера — Борисом Эйхенбаумом.

К теме “автопортретности” — при декламации чужих стихов — относится и, думаю,характерноечтение Евгением Рейном “Александра Герцевича”, “Я скажу тебе с последней прямотой…”, “И Шуберт на воде…”.

И заканчивает первую, ббольшую часть диска чтение Валентином Берестовым “Стихов о неизвестном солдате”, которые он впервые услышал в Ташкенте в 1944 году от Надежды Мандельштам. Берестову было пятнадцать лет, когда вдова поэта разрешила ему и его другу Эдуарду Бабаеву переписать эти великие стихи. Приехав в Москву, мальчик-вундеркинд (а в юности Берестов им был!) читал “Неизвестного солдата” повсюду.

Мало я слышал, чтобы кто-либотакчитал Мандельштама. Вот и соедините доброго “дядю Валю Берестова”, “детского поэта”, — с Мандельштамом: услышьте и эту боль, и этот восторг передпобедившим времяпоэтом.