Новый Мир ( № 11 2007)

1. “Борис Годунов” (М. Мусоргский — А. Пушкин) Александра Сокурова в Большом театре.Перед началом самого первого, официального показа спектакля к зрителям вышел Михаил Швыдкой и сказал о том, что сначала премьеру хотели перенести, так как она совпадает с похоронами Бориса Ельцина и в стране объявлен траур. Но поскольку “Борис Годунов” — главная русская опера, то творческий и постановочный коллектив театра решил посвятить спектакль памяти первого президента России. И попросил почтить его память минутой молчания, официально исключив нынешний спектакль из разряда “зрелищно-развлекательных мероприятий”.

По сути все верно, тяжеловесный “Борис Годунов” — отнюдь не развлечение, но, напротив, серьезное испытание не только для исполнителей, но и для зрителей, отвыкших от широкоформатных зрелищ и жирных, одышливых блюд.

Зрители следуют указанию бывшего министра культуры и встают, оказываясь точным воплощением финальной ремарки пушкинской трагедии. “Народ безмолвствует”, как ему и положено, но на этот раз в затакте: не в финале, но в прологе. По ту сторону рампы.

Поразительная выходит загогулина!

...Ну что ж, главная так главная, душеподъемная так душеподъемная, тем более, что совпадение вышло действительно поразительное — опера про царя Бориса, заканчивающаяся его смертью, оказывается эпическим эпилогом эпической личности.

Хотя кинорежиссер Александр Сокуров, поставивший нынешнего “Бориса Годунова”, как мог старался уйти от исторических параллелей и аллюзий на современность.

Ан нет, жгучая актуальность нагоняет оперу, пронизывает ее своими токами и звонками мобильных телефонов в зале, из-за чего все происходящее начинает напоминать сорокинский “День опричника”.

Хочешь ты этого или нет, но более невозможно отрешиться от внешних обстоятельств. Отныне сокуровский “Борис Годунов” будет тем самым легендарным спектаклем, который возник в день памяти Ельцина.

И здесь кончается искусство и дышат почва и судьба. В интервью, приуроченных к премьере, Александр Сокуров говорил, что ставит спектакль про счастливого царя — ведь Борис умирает, добившись верховной власти и осуществив свое предназначение. “Прославим власти сумрачное бремя, ее невыносимый гнет”, — писал Мандельштам в 1918 году.

Сокуров славит просветление, оказавшееся сильнее силы власти. Свои страсти-мечты осуществляют и Шуйский, и Марина Мнишек, и даже ее духовный отец, иезуит, претендовавший на половину российской казны.