Новый Мир ( № 11 2008)

Да что казарма! От нее у нас зарекаться никак нельзя. Во втором романе Гуцко “Без пути-следа” (по сути, это вторая часть “Русскоговорящего”) вернувшемуся на родину Мите мать сообщает, что и “Тбилиси с ума сошел”. Что слышит он тогда на уличных митингах? “Русские оккупанты! Убирайтесь в Россию!” (Ох, плохо в свое время прочитали эту книжку, хоть и дали ей премию!) Митя уезжает уже на историческую родину, в Россию, в Ростов. Там общага, коммуналка, служба в охране банка — чем не казарма-то родина… В этом романе, кажется, сведен полный реестр узнаваемых проблем российской жизни перестроечного десятилетия, так что ты, современник, можешь сверить с ним собственный опыт, поспешая вслед за Митиными мытарствами с получением нового паспорта. Паспорт не дали, потому что не прописали, а не прописали — потому что нет какого-то вкладыша, и, согласно новому закону о гражданстве, Митя теперь — не гражданин России. (Столь же узнаваемы, конечно, коллизии русской литературы: маленький человек, койко-место…) А без паспорта нельзя вырваться в Норвегию, куда жена, сбежавшая в годы нищеты к новому мужу, увезла любимого сына Ванечку, без которого жизнь не в жизнь и даже любовь герой разрешить себе не может. Пока Митя мечется, ищет путей добыть паспорт, читатель вспомнит многое: рынок, где, подобно Митиной жене, отчаянно пытался что-то продать, чтобы прокормить ребенка, первые выборы, к которым примазывались какие-то шарлатаны, музыкантов, забывших сочинять музыку и приспособившихся играть в ресторане, и много чего еще… В финале же снова замаячит пуля. Только она летит уже не в нашего героя. Он защищал женщину. Противник-уголовник явно держал в кармане нож, у Мити случайно оказался с собой служебный пистолет. И теперь Митя знал, как прожить “несколько следующих секунд <...> правильно, без оплошностей”. Научился ненависти? Готов теперь стрелять? Кажется, готов, не знаю точно. Роман заканчивается фразой: “С коротким звонким щелчком над ними перегорела лампочка”.

В новой книге рассказов “Покемонов день” герои все ж из тех, кому легче умереть, чем убить. Такова Ева в рассказе “Ева не нужна”. В мире нелюбви, какой снова и снова описывает автор, такая действительно, наверное, не нужна. Как и слепой “осенний человек” или заморыш Алешка, которого жалко просто пронзительно: он разговаривать еще не умеет, но не научится, похоже, никогда, ведь ясно — ни к какому логопеду не отведет его пьющая в компании бомжей-алкоголиков мать.