Новый Мир ( № 11 2008)

— До сестры, — повторила Настенька и снова невесело усмехнулась: — Так и я раньше здесь не толкалась, не купецтвовала... Все какую копейку доберешь... Что с людьми-то сделали. — Она сокрушенно покачала головой, но без особой какой-то скорби.

— Да-а, — неопределенно произнесла Евгения Станиславовна.

Они помолчали.

— Колюжного видала? Жив?

— В восемьдесят седьмом жив был, — сказала Евгения Станиславовна.

— Ну-ну, — кивнула удовлетворенно Настенька. — Что ему сделается?

И обе они заулыбались.

— До конца стоянки скорого поезда двенадцатого Москва — Адлер осталась одна минута, — пронесся над перроном металлический голос диктора, и Настенька засуетилась.

— Эх, Настенька... — с горечью сказала Евгения Станиславовна.

— Да вот хоть картошки возьми. — Настенька почти насильно вложила пакет с картошкой в свободную руку Евгении Станиславовны. — А ну без разговоров мне, — командным голосом, резко и властно погасила она сопротивление Евгении Станиславовны.

И Евгения Станиславовна в это мгновение словно бы увидела ее, какой привыкла вспоминать — с румянцем во всю щеку, в черном берете, лихо заломленном на левую сторону. Она только порывалась дать ей сколько-то денег за картошку, но и сама понимала всю неуместность этого.

— Заезжай, Женя, сестричка, — приговаривала Настенька, и в голос ее вернулась ласковая мягкость. — Посидим, вспомним, как Богу душу... — Личико ее внезапно сморщилось, и на правое подглазье быстро выкатилась слеза. — Все ж у меня свое: яблоки есть, и сливы, и абрикос, мелкий, правда, жерделей зовем его. Всего закатала... В Москве-то как у вас? Мышей-то еще не едят? — неожиданно улыбнулась она.

— Кому как, — заметила Евгения Станиславовна, прижав к себе картошку и глядя в светлые прозрачные глаза Настеньки со снисходительной нежностью.

— Ну, помогай Бог, — сказала Настенька и подсадила Евгению Станиславовну, когда та ставила ногу на первую самую высокую ступеньку. — Помогай Бог.

Диски колес медленно повернулись, и закрутился в них веселый стальной сгусток света. Настенька, подхватив свою сумку, некоторое время шла по перрону за поездом, глядя снизу вверх на окно, в котором виднелась Евгения Станиславовна, а потом остановилась и, уже не оборачиваясь на поезд, краем платка обмахивала уголки глаз.