Изначально Римская Церковь считала своей миссией покорить варварский мир Богу. Она его покорила, но не удержала. Ватикан это признал. Монсеньер Марсель Лефевр — нет. Насколько удачной была попытка Второго Ватиканского Собора адаптировать проповедь католической Церкви к менталитету секулярного общества, заговорить с этим обществом на его языке3 — вопрос другой. Архиепископ Лефевр исключает саму постановку такого вопроса. Для Лефевра “независимость человека, семьи, профессии и, главное, государства по отношению к Богу, Иисусу Христу, Церкви — это <...> официальное отступничество народов, отвергающих земное царствие Иисуса Христа и не признающих божественный авторитет Церкви”. По убеждению Лефевра, Церковь не может и не должна признавать такой порядок вещей. “Христос должен царствовать здесь, сейчас, а не только в конце времен, как хотят этого либералы!”
Отец Александр Шаргунов, оценивая фигуру мятежного прелата, приводит слова соратника архиепископа Лефевра, аббата Филиппа Лагери: “Его непреклонность, всецелое доверие своим принципам, его уверенность в своей правоте <...> его неприятие либерализма — не делают ли его одиноким рыцарем?” После прочтения книги архиепископа Лефевра невольно вспоминается Рыцарь Печального Образа, для которого идеалы западного Средневековья остаются жизненной реальностью. Это касается прежде всего положения Церкви в современном мире, отношений государства и Церкви. Если архиепископ Лефевр рыцарь, то рыцарь неосуществившейся средневековой утопии о “католическом Граде”. Лефевр готов бороться до конца “за земное царство Господа нашего
Иисуса Христа”. По словам Лефевра, “в недалеком прошлом союз между Церковью и государством” являл “совершенное воплощение земного царства Господа нашего Иисуса Христа”. Трудно понять, о каком “недалеком прошлом” идет речь, если, по утверждению монсеньора Лефевра, исторические корни либерализма уходят в глубь веков: в эпоху европейского Ренессанса и Реформации. XV — XVI века европейской истории “недалеким прошлым” на исходе XX века не назовешь.