намного чище и лучше, чем весь остальной мир. Где они успешно противостояли европейской деградации. Так если человечество способно делать такие попытки, значит, не все еще потеряно. Значит, можно опять попробовать отгородить клочок земли, куда не будет доходить зараза
остального мира.
— С чего ты взяла, что люди в Советском Союзе были лучше остальных? Наверняка такие же!
Белка чувствовала, что пальцы ее деревенеют, и старалась говорить как можно убедительнее:
— Да потому что всякое дерево познается по плодам! Если хочешь хоть что-то понять в этой жизни, всегда смотри на плоды! Ты взгляни на наше искусство того периода и сравни с тем, что производилось на Западе. Вспомни наши фильмы! “Тот самый Мюнхгаузен”, “Свой среди чужих…”, “Женя, Женечка и „катюша””, “Сталкер”, “Андрей Рублев”, “Гостья из будущего”, да мало ли еще! Там же только добро и вера в людей! А музыка! Вспомни, ты сам говорил, что детские песни, написанные в советский период, — это песни людей, не познавших зла! Не познавших зла! Задумайся, что это значит! Говорил?!
— Да, говорил, — согласился Эльф. Он уже начал понемногу привыкать к своему страху. — Но в любом случае это время ушло, задохнулось…
— Да, здесь это время ушло, — согласилась Серафима. — Я ведь тоже смотрю телевизор, все вижу и понимаю. Сейчас от России, похоже, осталось только выжженное поле, на котором в ближайшие годы ничего светлого не вырастет. Даже случайно не вырастет. Должно пройти время. Идеи коммунизма должны снова уйти в подполье, а может, даже и умереть, чтобы заново родиться. Люди должны снова по горло наесться капитализмом, чтобы попытаться из него вырваться.
— То есть ближайшие десятилетия — потеряны, поэтому мы ляжем на дно и замрем… — начал Эльф, но Белка тут же оборвала его:
— Йон сказал мне, что его отец собирается делать в Годо… нет, стоп, как его там… в Дого революцию. Социалистическую революцию. Йон сказал, что если мы хотим, он может взять нас с собой.
— Правда? — склонился к ним Сатир.
— Правда! — заверила Белка. — Во время последней нашей встречи сказал. Ты, Сатир, тогда еще в “коме” был.
Эльф повисел некоторое время молча. Глубоко вдохнул густого от весенней сырости ветра и попросил, задрав голову кверху:
— Вытащи меня, а то я сам что-то не могу.
— Мне кажется, из такого положения самостоятельно выбраться вообще невозможно, — заметил Сатир, вытаскивая Эльфа, старающегося не смотреть в темную пустоту под ногами.