Белка, привыкшая, словно кошка, занимать самые высокие места в доме, устроилась на вершине пирамиды из телевизоров. На экране каждого из них в правом верхнем углу, где обычно находятся эмблемы телеканалов, красовались аккуратные маленькие свастики из липкой бумаги. Сатир, прислонившись к дверному косяку, сосредоточенно набивал папиросу. Эльф стоял у окна, временами хмурил и потирал лоб, смотрел вверх на небольшой клочок неба, очерченный оконной рамой и унылой стеной дома напротив. Тимофей уговаривал Ленку попробовать кусочек ананаса, доберманша терпеливо сопела и отворачивалась.
Наконец, Сатир закончил свою возню, опустился рядом с диваном, щелкнул зажигалкой. По комнате поплыл голубоватый дымок. Сатир довольно улыбнулся и передал папиросу Йону. С телевизоров спрыгнула Белка, притащила с собой Эльфа.
— В детстве у меня была книжка, которая называлась “Дом забытых игрушек”, — сказала Белка через несколько минут, задумчиво оглядывая горы ненужных вещей, возвышающиеся над ними. — По-моему, мы живем именно в этом доме. Забытые и в забытьи.
— А мне, честно говоря, нравится быть ненужным, — заметил Эльф. — Я всю жизнь желал этого. Чтобы я никому не был нужен и чтоб во мне
тоже никто не нуждался. Это свобода…
— Свобода — это осознанная необходимость, — сказала Белка, выпуская изо рта тонкую струйку дыма.
— …Хотя, вообще-то, — продолжил свою мысль Эльф, — полной
свободы нет ни у кого и ни у чего. Все материальное — изначально не
свободно, поскольку свойства материи ограниченны.
— А я думаю, что человек свободен только тогда, когда он действует по любви, — неторопливо произнес Йон. — Не тогда, когда хочет что-то получить или избавиться от страданий, а именно по любви.
— Тогда это тоже никакая не свобода. Это зависимость, — вставил Эльф.
— Я согласен быть в такой зависимости.
Все задумались, пелена дыма над диваном сгустилась.
— Наш черный брат прав, — сказала Белка, словно бы разговаривая сама с собой. — Прав, как… Не знаю… Как первый снег прав… Как звездопад… Как солнце…
— Как смерть… — закончил Сатир.
Все погрузилось в покой и тишину. Струйки дыма скользили и переливались в воздухе, словно стебли трав под ветром. Их мягкие, невесомые движения навевали спокойные мысли и приятные воспоминания.
И, уже стоя в коридоре, Йон сказал Белке:
— Не знаю, когда я теперь вас увижу. Дел много. Думаю, в сентябре мы сможем переправить вас в Дого. А пока ждите.