В том числе немало их погибло в войнах, которые еще недавно какой-нибудь малообразованный гуманист необдуманно назвал бы „братоубийственными”. Но все это не повод для траурных настроений. Как подсчитали известные специалисты — биологи Харпер и Аллен, за последние 2000 лет бесследно уничтожено 106 видов крупных зверей и 139 видов птиц. Большая часть этого числа — за последние сто лет. И что? Стали ли мы несчастны из-за этого (о легкой грусти я не говорю)? Сильно ли изменили свой образ жизни? Вообще — заметили ли эту катастрофу? Не думаю; все действительное разумно, все разумное — действительно, как гениально сформулировал Гегель”.
“Итак, война — есть наиболее древний тип межэтнических отношений, всегда занимавший наиболее важное место в существовании этносов. Тип отношений, в котором стремление к расширению коллективного царства „Я — могу” находило самое простое, доступное и действенное разрешение. Тип отношений, уже в незапамятные времена превратившийся в архетип, если не в инстинкт. <…> Можно сказать так: стремление разных этносов расширить коллективное царство „Я — могу” есть неизбежность, которая так же неизбежно ведет к конфликту. Поэтому само существование в мире различных рас и этносов является вечной санкцией для вечных войн”.
Седьмая печаль Довлатова.
24 августа исполняется двадцать лет со дня смерти писателя. Беседу вела Наталья Кочеткова. — “Известия”, 2010, на сайте газеты — 24 августа.Говорит
Яков Гордин:“Он любил рассказывать про себя уничижающие истории. Скажем, физически он был очень крепким — большим, тяжелым. Но при этом я помню, как он мне несколько раз рассказывал историю про то, как вызвал для своей мамы такси на улицу Рубинштейна. Он вышел с ней вместе из подъезда и увидел, что это такси пытается захватить какой-то на вид плюгавый человек. Сережа решил, что он сейчас разберется с ним в два счета. Он говорил: „Я размахнулся, но задел мизинцем за дверцу машины. Мизинец вывихнул и был уже совершенно небоеспособен”. Это характерная для Довлатова байка, в которой героическое начало оборачивалось анекдотическим и даже унизительным для рассказчика финалом”.