Новый Мир ( № 12 2008)

И название, и само исполнение сказки Горалик воспроизводят чистую модель сказочной истории, какой ее знают все интересующиеся по книгам Я. Проппа. Именно не использует для изложения авторского волшебного сюжета — а воспроизводит максимально строго, чисто, изобретая ровно столько деталей и сюжетных мотивов, сколько необходимо для превращения схемы в иллюстрацию. Такое обращение к канонам жанра придает этой тоненькой книжке чрезвычайную емкость, а самой ситуации сказки — разительную суровость.

Девочка Агата, оставшись на вечер без присмотра родителей, решает не то чтобы пресловуто “нарушить запрет” — а всего лишь выбежать погулять в близком лесу, ну недалеко, хотя бы на сто шагов. По дороге она падает в засыпанную снегом расселину, о которой совсем забыла. Свалившись, она придавила бесенка, который, пообещав клад в обмен на свободу, переносит ее в стеклянный лес.

К “папе”. Папа — черт не черт — “человек” в меховой шубе. Общение с ним по исполнению символично, хотя реально символов всего ничего — игра в ладушки, волшебные кольца. Магия “человека” в шубе не предметна, не зрима — рядом с ним Агате теплее и веселее, играя с ним, она чувствует себя лучшей и правой.

И он совсем не страшен — страшна тоска, охватывающая все ее существо, когда игра прекращается, когда она, по собственной даже воле, с “человеком” в шубе должна проститься. Напряжение влечения к “человеку” в шубе нарастает, Агата в болезненном жару, и следующий лес их встречи будет оловянным, и в нем услышит Агата предупреждение о том, что третья игра разорвет тоской ее сердце. Когда магия притяжения к игре — к теплу и легкости “человека”, к себе “лучшей”, себе правой — будет окончательно преодолена, Агата сможет вернуться домой, по пути решительно и строго прогнав едва опять не попавшегося ей бесенка.

Что бросается в глаза? Притупление языческого еще магизма, усиление даже не этического — духовного наполнения сюжета.

Тускнеет этическая система координат: в этой сказке, собственно говоря, нет ни добра, ни зла, — во всяком случае, таких, которые можно было бы опознать обыденной моралью. Добро и зло здесь скорее религиозного характера: это грех и очищение от греха. Те, кто следит за своими духовными намерениями, в незначительном с виду приключении Агаты — захотелось погулять, случайная встреча, внезапная болезнь, возвращение — опознают все стадии допущения греха в наш душевный опыт.