Новый Мир ( № 12 2010)

С опозданием на год купил в «Билингве» — как-то случайно, по наитию, по вдохновению — сборник Дмитрия Ольшанского, куда вошли его многочисленные эссе из закрывшегося уже журнала «Русская жизнь» (сайт которого тем не менее  пока не исчез, см.:http://www.rulife.ru).

На четвертую страницу обложки, как водится, вынесены всякие суждения об авторе: «Читая Ольшанского, ощущаешь себя неожиданным гопником, который хочет взять интеллигентного героя Мити Ольшанского и с особым цинизмом придавить. <…> Удивительная все-таки способность раздражать и умилять одновременно…» (Дмитрий Воденников); «Некоторые его тексты я бы убил ледорубом. Авторство многих иных откровенно желал бы присвоить» (Захар Прилепин).

Как давний читатель блога, который Ольшанский ведет в Живом Журнале, я их — хм, хм… — понимаю. Но оказалось, что, выдернутый из журнального контекста (и за пределами блогосферы), собранный в отдельнуюкнигу,этот автор не вызывает таких уж сильных эмоций. Многое видится иначе. Не публицист, не журналист, не политик, не историк, не историософ, не философ, не моралист (хотя все эти области его интересуют). А кто? Страшно сказать — суждение мое в данном случае не оценочное, а типологическое —художник.Временами — прозаик (кажется, что и свои регулярно меняющиеся «убеждения» Ольшанский себе сочинял, как прозаик — персонажу). Временами — поэт, существо лирическое и перманентно страдающее:

 

Мне хотелось бы знать этот замысел —

и за что так ужасно погиб

дом и сад под настырным напором

бетона.

 

                 («Здравствуй, Чертаново»)

Будучи в своем роде почвенником,

я немедленно полюбил Гарлем —

но вышел все же гулять,

и мне надо было на юг,

туда, где остался весь прочий

Манхэттен.

 

         («Церковь Троицы в тенях»)

 

Разбивка на стихотворные строчки тут, конечно, моя.

«Аглашки» — рассказ. «Когда все кончится» — рассказ. «Город-ад и город-сад» — просто очень длинный многоголосый верлибр типа рубинштейновского (который, кстати, и вправду хорошо бы смотрелся на библиотечных карточках).

Ни одно его суждение не стоит воспринимать как прямое, буквальное высказывание. «Современный русский пейзаж приводит меня в отчаяние. Я не люблю его, у меня не получается его полюбить, как ни стараюсь. Кем и зачем он был создан, проклятый этот пейзаж?» (стр. 72); «Мне нравится русский, московский, вселенски унылый пейзаж…» (стр. 40). У художников это бывает.

Последняя цитата — трехстопный амфибрахий.