— Нет, не горшками, — возразил Алан. Задумался о чем-то на миг, затем продолжил: — Тканями он торговал дорогими, у него знатные люди отоваривались. Он с ними-то, со знатными, с начальниками той страны, через те ткани дружбу завел, делал им подарки дорогие и за то имел их милость.
Алан говорил медленно, то ли нутро болело, когда воздух от живота к языку шел, то ли просто слова подбирал, будто на ходу сочиняя.
— И что ж дальше с ним было? — подал голос старик Иггуси. — Счастье-то — штука непостоянная. По себе знаю.
— Именно так, дедушка. Дальше кончилось его счастье и несчастье началось. Послал он несколько кораблей с товаром, и поглотила их бездна морская. А товару-то он накупил на все деньги свои, думал прибыль тройную взять. Да мало что на свои — занял он денег у других купцов, под залог дома, под обещание будущих прибылей.
— Под какую долю его ссудили? — Практичный старик интересовался подробностями. — У нас меньше десятой доли не берут.
— Про то в точности не знаю, дедушка. Наверное, немалая была доля, раз уж человек занял такие большие деньги. Но вот пришла весть, что все его добро погибло, и должен он всем сразу. Тотчас отвернулись от него бывшие друзья, и кинулся он тогда к знатным людям: покровители мои высокие, отцы мои, в беде я, вызволите, не то и меня, и жену с детьми малыми на рынке продадут. Ссудите деньгами, я торговлю разверну, подымусь снова, вдвойне отдам.
— Ссудили? — тут же поинтересовался любопытный Гармай.
— Посмеялись над ним знатные и слугам велели выгнать беднягу палками. Деньги-то немалые просит, а отдаст ли? Да и если отдаст, то очень уж нескоро.
— Понятное дело. — Иггуси почесал седую бороду. — Неразумно было бы ему помогать. Всё, коли беда случилась, так и пропал человек. Если боги от него отвернулись, значит, обозлил он их чем-то. Так и не стоит с ним водиться, еще подцепишь от него горе, как болячку какую заразную... Что дальше-то было?
— А дальше, — Алан откашлялся, — пошел он, плача, в дом свой. Сидит на пороге, лицо от горя сажей намазал, по древнему обычаю, и слезы белыми дорожками по саже-то стекают. И тут зовет его кто-то. Поднял голову — а перед ним нищий старик, плащ запылен да изорван, ноги босые, в язвах, седые волосы спутаны. И просит старик его в дом принять, измучился он в дальнем пути.
— И что же? — поднял брови Иггуси. — Прогнал он бродягу? Ведь с одной стороны глянуть, гостя уважить полагается, так издревле заведено.