развязанный шнурок. Не бойся, что ты!
Сегодня — космос, завтра — вся планета,
и смерти нет. И голова кружится
от счастья за тебя, любимая земля
2012
Мальчику двадцать. Выбрит, пострижен.
На коленях салфетка. Лицо слегка
одутловато. Глаза с монгольским разрезом,
но голубые. Мужественная рука
с чуть опухшими пальцами робко к масленке
тянется. “Васенька, лучше съесть
яблочко, — улыбается мать. — Знаете, о ребенке
(обращаясь к гостю) — скажу как есть —
мы заботимся больше, чем другие
родители. Постоянно тревожимся. Он так болел
в детстве. Не пневмония, так аллергия,
корь, свинка — все с осложнениями. Зато пел
так душевно!” Гость — это я. Вася, забыв про масло,
оживляется, улыбается до ушей.
“Раньше я жил скучно — а теперь ясно.
Я люблю Пушкина, про белок и про мышей.
А кем вы работаете?” — “Поэтом”. Озадаченный Вася
переспрашивает: “Поэтому? Но почему?
Все спутал, простите. У нас в десятом классе
тоже имелся поэт, про Герасима и Муму”.
“А ты тоже работаешь?” — осведомляюсь. В круге
света под абажуром скатерть еще белей.
“Еще бы! Осуществляю клининговые услуги
в Доверительном банке. Шестнадцать тысяч рублей!”
Он срывается в спальню, приходит в синем
комбинезоне х/б без единого пятнышка. “Вот!”
Беззащитная мать закусывает губу, печалясь о беззащитном сыне —
Бог его знает, сколько он проживет,
дети с этим синдромом, как правило, умирают рано.
А Вася, поймав ее мысли, смеется: “Не бойся! Как
минимум пятьдесят! А и умру — это вовсе не страшно, мама,
потому что мы станем добрые ангелы в облаках”.
Пицунда-57, далее везде