Тянулись минуты томительного ожидания. Как обычно, поначалу казалось, что толпы «спитов» поджидают за ближайшей тучей, тем более что сегодня было облачно. Напряженные глаза, сами того не желая, видели крохотные точки, ком подкатывался к горлу и хотелось кричать. Со временем привычка и обыденность взяли верх, Карл вошел в привычный ритм, и примерно через четверть часа напряженное ожидание атаки сменилось механическим обзором небесного свода. На задворках сознания (опять же, как обычно) билась надежда, что сегодня встречной атаки не будет. Такое тоже случалось: несмотря на разрекламированные успехи радиолокации, сквозь сито невидимой завесы сплошь и рядом проходили незамеченными не то что эскадрильи или отдельные самолеты — дивизии. Тем более что пока «Грифоны» нарезали пространство плоскостями винтов, глотая расстояние до цели, на других участках отдельные самолеты и группы демонстративно показывались англичанам, распыляя внимание и маскируя направление главного удара.
Как всегда, хуже всего была неизвестность. Дивизия уже далеко углубилась в воздушное пространство Острова, к этому времени британцы уже однозначно вычислили ее, отследили и приняли меры. Успеют они или нет — знают уже все (и британцы, и свои — через радиоперехват), не знают только сами бомбардировщики.
Ожил шлемофон.
— Готовность два, — кратко сообщил командир группы. — Снижаемся.
«Похоже, прилетели», — подумал Карл. Во рту пересохло, ноги, несмотря на теплые унты и носки из настоящей русской шерсти, заледенели, а по спине наоборот текли струйки пота. Желудок словно завязывался узлом, к горлу подступил ком. «Грифоны» сбрасывали высоту постепенно, этаж за этажом, стремясь до последней минуты сохранить строй.
Они выпали из облаков как-то сразу, вдруг. Внизу замелькали крошечные геометрические фигуры застроек.
— Готовность один. Разбор целей, размыкаемся.
— Эй, Кюссель, работай!
Штурман-бомбардир прильнул к прицелу. Ровный строй машин начал распадаться на отдельные группы — самый опасный момент, когда тяжелые машины с полной бомбовой загрузкой разделяются. Именно сейчас атака истребителей способна сорвать всю операцию, под ударом бомбардировщики будут вынуждены бесполезно сбрасывать груз, облегчая машины, и снова сбиваться в тесную толпу. Но, кажется, на этот раз повезло, истребителей не было, вокруг замелькали шапки разрывов зенитных снарядов, к счастью, редкие. Вообще ущерб от них был невелик, в основном действуя на психику и сбивая прицел, но свои проценты от общих бомбардировочных потерь наземная ствольная артиллерия все же собирала достаточно регулярно. Бомбардир колдовал над своим прицелом, как алхимик из сказки, что-то подкручивая, что-то подстраивая, бормоча под нос не то проклятия, не то молитву.
Эскадрильи разбились на множество отдельных звеньев по три самолета. Каждый экипаж в этот момент старался навести свой груз как можно точнее.
Готовность ноль. Начали.
И ни одного истребителя, как хорошо, боже, как замечательно!
— Еще, еще немного командир! Вот оно!
Гудение приводов утонуло в гуле двигателей, но вибрация открывающихся бомболюков передалась на весь корпус. Теперь они легли на боевой курс, штурман-бомбардир просчитал направление и ввел в прицел все необходимые поправки. Любое смещение приводило к промаху, и Харнье должен был держать курс во что бы то ни стало.
— Еще немного, командир, — неожиданно спокойно и негромко сказал Кюссель, но Карл услышал.
Бомбардир снял перчатку, пошевелил враз озябшими пальцами над кнопкой сброса, занес другую руку, подобно спортивному судье, готовому скомандовать старт.
— Ждем…
Карл отрешился от панорамы в стекле кабины, не смотрел на проплывающие под ним застройки, он глядел только на приборы, держа идеально ровный курс.
— Две с половиной тонны на радость Томми! — с жизнерадостным воплем Кюссель замкнул электроцепь.
Харнье хорошо представлял и видел у соседей по звену, как это выглядит со стороны. Открываются створки бомболюка, и бомбы, как игрушечные, начинают высыпаться, смешно раскачиваясь в полете. Этот поток кажется бесконечным, но внезапно резко обрывается. Бомбы и так кажутся крошечными, а, удаляясь к земле, в секунды превращаются в точки, рассеивающиеся, как россыпь чернильных брызг.
И вечность спустя, когда кажется, что уже ничего не произойдет и вся партия опять оказалась с бракованными взрывателями, уже далеко позади на земле начинают вырастать маленькие кустики разрывов, такие безобидные, такие крошечные… Если все сработано правильно и эскадрилья отбомбилась синхронно, разрывы идут сплошным ковром на широком фронте, словно невидимая щетка ровно сметает дома, строения, все, что хоть на полметра возвышается над уровнем земли, заменяя ломаные линии человеческого труда равниной равномерных кротовьих нор.