— Нет, зрелостью от тебя и не пахнет, — сказал озабоченно Пал Палыч. — Шибает надрывом и оголтелостью. Подумать, как оно все бывает! Все как в суровой античной притче. Однажды является за твоим сыном какой-то байстрюк по имени Авгий и забирает его в кавалерию. А там заставляет чистить конюшни от всякого дерьма и навоза. И каково это видеть отцу?
— Довольно, свекор, я вас умоляю, — сказала красивая Поликсена. — Ваши античные притчи пованивают.
— Напоминать их — мой долг, невестка. Античность должна войти в вашу плоть. В ваши глаза и ваши ноздри. Однажды вы и сами почувствуете, как плодородно пахнет помет. Запах, исполненный оптимизма, а также способствующий покою.
— Какая целебная буколика, — неодобрительно буркнул Сизов.
— Ты наблюдателен, Елисеюшко. Буколика в духе Феокрита, — охотно согласился Пал Палыч. — Пора ввести тебя в курс событий, случившихся здесь, пока ты странствовал. Мы поняли, что люди-бедняжки несчастливы в своем настоящем — оно не вознаграждает усилий и не оправдывает ожиданий. Да в этом ты и сам убедился. Но прошлое еще того хуже, слишком безрадостно и кроваво. Однако еще веселее будущее. Все совершенства наших собратьев, ярко изложенные тобою, вкупе с несовершенством климата нам не сулят ничего бодрящего. И мы собрались у этой статуи нашего праотца Одиссея, и мы спросили самих себя: что делать нам в такой ситуации? И поняли, что дорога — одна.
— Занятно, — сказал Сизов с интересом.
— А дальше будет еще занятней, — пообещал ему отец. — Нам стало ясно, что нас спасет лишь возрождение античности. Недаром же все сошлись на том, что это наше златое утро. Сказано — сделано. Мы на Итаке не ограничиваемся маниловщиной.
Сизов не скрыл своего недоверия:
— Боюсь, то время уже прошло.
— Прошло, прошло, — рассмеялся Пал Палыч. — Оно проходило, оно менялось, однако нисколько не прогрессировало. Все, кто наследовал Аристотелю, не стоили и его ноготка. Не зря же на острове в каждом доме лежит наша библия — “Одиссея”. Мы черпали из нее свою мудрость. Есть странная закономерность, сыночек: Гомеру понадобилось ослепнуть, чтоб дать нам однажды прозреть и увидеть. Мы вывели формулу бытия. И цель его — обретенье покоя.
— Завидная цель, — сказал Сизов.
— Единственная, — кивнул Пал Палыч. — Мы тут сумели перешагнуть через протесты энтузиастов. Знаем, что надо. Знаем, как надо. Движение лишь тогда оправданно, когда оно приводит к покою. Вот так мы выразили то знание, которым обладали подспудно. Неназванное не существует. Как видишь, мы сохраняем форму.