Новый Мир ( № 2 2009)

Наталья Николаевна Курчан — музыковед. Родилась в г. Троицке Челябинской обл. Окончила Российскую академию музыки им. Гнесиных. Автор многих публикаций, по­­священных филармонической музыке, в специализированных и популярных изданиях. Живет в Москве.

 

sub1/sub

Две книги с одинаковой историей, мыслимые изначально на русском, были написаны и изданы на других языках, переведены на «родной» спустя десятилетия. Книги — памятники двум уникальным музыкантам, к не­счастью прожившим отнюдь не уникальную жизнь русских изгнанников. И еще: два образца мемуарного жанра, интересные не только своим прямым содержанием — но тем, что сделали (или не сделали) с «прямой речью» Рахманинова и Альбрехта их «соавторы»: составители, переводчики и редакторы. Удивительные книги, в которых яркая и живая речь ее героев, хотя и несет в себе иностранный акцент, «пробивается» к читателю через слои переводов и редакций.

«Воспоминания» Сергея Васильевича Рахманинова [1] , записанные в конце 20-х го­дов прошлого века критиком, дирижером и композитором Оскаром фон Риземаном, представляются мне весьма интересным, но неоднозначным примером книги «разговоров с великим человеком». Явственно видно, что дуэт Рахманинова и Риземана не был столь же совершенен, как чудесные беседы Гёте и Эккермана или блистательный спарринг Стравинского и Крафта. И в данном случае неверно было бы «винить» в этом лишь записывающую сторону. Безусловно существующая личностная дистанция между гением и «обычным» человеком, пусть даже талантливым в той же области, в случае Риземана была весьма узкой: «Моя жизнь, немалая часть ее, текла параллельно с жизнью Рахманинова. <…> В 1899 году поступил в Московский университет, и вскоре мы с Рахманиновым встретились в доме нашего общего друга, княжны Александры Ливен. <…> Самое яркое воспоминание, связанное с моей дирижерской деятельностью, — это вечер, на котором Рахманинов во второй раз играл свой Третий фортепианный концерт. <…> Когда в мае 1907 года я в сопровождении друзей отправился на первый „Русский сезон” в Париже, первым, кого я увидел, сидя в вагоне Северного экспресса <…> оказался Рахманинов <…>. Покинув Россию, я в 1922 году поселился в Германии; композитор по случайности оказался в Дрездене, где я навестил его. Потом я стал частым гостем Рахманинова во Франции. Теперь мы соседствуем на берегу озера Люцерн в Швейцарии». Не самый близкий друг, но постоянный свидетель событий жизни, преданный по-­­­

клон­ник, к тому же профессионал, Риземан, видимо, идеально подходил для задачи бытописания жизни великого коллеги. Однако очевидно, что сам Рахманинов не был идеальным «материалом» для мемуаров. Связного монолога в книге не получилось: «Работая над биографией Рахманинова, я нередко с досадой обнаруживал, что иные даты премьер и других событий <…> не помним ни я, ни Рахманинов». И к тому же в конце двадцатых: «Материал, который обычно находится в распоряжении биографов, — я имею в виду письма, рукописи, газетные статьи и тому подобное, — мне недоступен» [2] . Так что довольно подробная биография, занимающая примерно две трети текста [3] , состоялась как своего рода риземановская обработка брошюры В. С. Беляева («С. В. Рахманинов».