Солженицын был в этой роли этического оппонента власти почти 20 лет; с середины 90-х годов, по возвращении в Россию, он стал уже этическим мерилом самой власти, ее зеркалом. Сейчас не место разбирать его исторические и социальные воззрения, его представления об идеальном устройстве России. Другие литераторы — конечно же, более либеральные — смело критиковали его взгляды. Но из писателей Солженицын единственный имел программу, цельное представление о будущем России и предлагал ряд этических оснований к этому, а у его многочисленных оппонентов и намека на собственную программу не было. Конечно, это очень удобно: самому „быть свободным от политики” (а стало быть, и от ответственности) писателем, но зато насмешливо или ожесточенно критиковать программу А. И. Не будь, однако, пусть и ортодоксальной позиции Солженицына, они бы не высказали и своей, противоположной точки зрения: такова была его роль — провоцировать, будить, служить точкой отталкивания для всех, поводырем даже для несогласных. Поводырь может ошибаться, но его отличие от остальных в том, что он идет первым. Другие уже имеют возможность выбора: идти за ним либо же следовать собственным путем. <...> Ввиду всего вышеизложенного вопрос
Ольга Балла.
Диалог со смертью. — “НГ Ex libris”, 2008, № 42, 20 ноября.