“Метапозиция Садулаева имеет совершенно ясное место происхождения. Оно называется СССР. Писатель вполне отдает себе в этом отчет. <…> Разумеется, речь идет об идеологическом конструкте СССР (так же как, например, и у Михаила Елизарова или левых интеллектуалов, призывающих к „позитивному переосмыслению” советского опыта), а не о реальной стране”.
“Перед нами, таким образом, текст, который следует рассматривать как литературу „советскую”, а отчасти, как мы позже увидим, и колониальную. В интервью писатель также критикует нынешнее состояние Чечни из того же советского локуса. Утверждение „литература помогает понять, что другой человек не настолько другой, что он такой же” делается не с либеральных позиций, как это, видимо, представляется части критиков, а с позиций имперских (слово это здесь безоценочное)”.
“Амбивалентность романа, попавшего в короткие списки двух крупнейших российских премий, — именно та причина, по которой он в эти списки вообще попал”.
Александр Генис.
Флогистон. — “Новая газета”, 2010, № 130, 19 ноября.“Философия всегда врет, и в этом она неотличима от остальной словесности. Разница в том, что философы играют роль и авторов и персонажей. Верить им можно лишь настолько, насколько мы принимаем выводы Гамлета или рассуждения Болконского, — внутри переплета и в пределах контекста. Но уж тут философия незаменима: она углубляет реальность, защищая нас от грубой — поверхностной — действительности. Неудивительно, что в жизни, во всяком случае — моей, философия играет роль, смежную с религией: не верю, надеюсь и не могу обойтись”.
“Будь философия только наукой, с ней лучше было бы знакомиться в пересказе. Изложение чужих мыслей — отдельная область словесности. Как критика при литературе, она неизбежно вносит много своего и бывает прекрасной. Но одно дело — философов изучать, другое — читать, и уж совсем третье — мыслить самому. Малевич, например, убедившись, что не в силах понять философию, сочинил свою — пять томов, столь же невразумительных и, говорят, гениальных, как его квадраты. Мне этого не понять, потому что мыслить мысль я умею лишь заодно с мыслителем. Но расставшись, каждый остается при своем”.
“Моя философия — неопределенная и ситуативная. Она кормится за чужим столом, предпочитая шведский завтрак”.
Геометрия замысла.
Беседу вел Николай Александров. — “Известия”, 2010, на сайте газеты — 24 ноября