Новый Мир, 2000 №03

У Жорика был вызов на историческую родину, которая, конечно, в верхнем полушарии, но тем не менее... Он смотрел на тетку с хитрым еврейским прищуром. “Шо за удивление лица, Лилечка? — говорил он, противно изображая акцент. — Я же имею в кармане маму–еврейку... Или?”

Ах, эта бесконечная сладость еврейской темы! Этот детский грех откусывания до крови ногтей! Это блудливое всматривание в волосяные покровы и булькатые глаза! “Вы не знаете, он не ...?” И восторг ответа, мол, да, да, как это я не заметил сразу? Конечно! Еще бы! Иначе откудавсё?

Лилия Ивановна презирала антисемитов. “Я сойду!” — кричала она, когда сущностный русский разговор набухал на ее глазах. “Она сама... Да?” — спрашивали тогда даже близкие ей люди и рылись в Лилькиной физике лица и позвоночника, ища неизбежно проявляющееся и тайное, которое, как его ни скрывай... Те, кому было очень надо, докопались: она — нет. Сестра — да. И изучали возникающую время от времени в Москве Астру. Дебелую портниху со смиренным лицом. Они так отличались, сестры. Они даже дышали не в пандан. На один вдох–выдох Астры приходилось по меньшей мере три быстрых и нервных глотка воздуха старшей сестры. Тахикардия и брадикардия.

Так вот, Жорик засобирался в Израиль. И это нам неинтересно, потому что это был забубенный отъезд, неотличимый от тысяч подобных. Но в жизни Лилии Ивановны этот отъезд сыграл вулканическую роль. Пока она туда–сюда распределяла места в квартире для репатриантов — так выросло на московской почве новое слово–дерево, — пока приспосабливалась к большой кастрюле, чтоб всем хватило первого, пока брезгливо убирала за сбитой с толку в новых условиях Фросей, муж Свинцов во второй раз в жизни уронил свои стропила. Помните его слоган? Поэт — Пушкин... Жена — одна и так далее. У слогана была еще одна ключевая фраза. Фраза–матка для всего остального. Родина — Россия.