Новый Мир, 2000 №03

Майка отвергла глупость перезахоронения, “тоже мне Шаляпин”, сказала она, имея в виду незначительность Астриного праха. Мария как–то сразу согласилась, проявив бессмысленность напора своих предыдущих слов. “Да–да, она же осталась с сыном”, — согласилась Мария.

Майка уже жалела, что Мария приехала; она не облегчает внутреннюю смуту, а надсаживает душу еще сильнее и больнее.

Утром Мария вышла из комнаты с новой идеей. Они все — она, ее дочь Лайма, Майя, сын Димочка — должны съездить на могилу Астры. Это их долг.

“Боже! Какая она идиотка! — подумала с тоской Майка. — Какая законченная и клиническая идиотка”.

Она так и сказала:

— Это чушь, тетя Маша, чушь! У нас просто нет денег.

— Тогда я поеду одна, — ответила Мария.

— Воля ваша, — буркнула Майка.

Они раздраженно пили чай. Нет, не так. Раздраженно пила Майка, а Мария сидела замолкшая, отстраненная. В этот момент она мысленно предлагала поездку дочери Лайме, и та ей отвечала так, как она отвечала всегда: “Мать, надо думать, прежде чем...”

Ну да, ну да... Русско–балтийские скорости у них не совпадали. И чем дальше, тем больше Лайма становилась дочерью своего отца Франца и внучкой потомственной рижанки. Отделение от матери было мягким и холодным. Мария слабела от несправедливого хода вещей, а слабость делала ее покорной. Разве она имеет что–то против своей свекрови? Боже сохрани! Одна любовь и благодарность, но получалось — именно на этих замечательных чувствах уплывала вдаль единственная доченька. “Надо думать, прежде чем...”

 

19

Стремление на могилу Астры стало ее манией.

Поездка натумогилу закрывала для Марии какие–то внутренние пустоты. С точки зрения ходового здравого смысла это, конечно, дурь. Но при чем тут смысл? Более того, отодвигание здравого смысла в сторону — посторонись, дескать, — и было главным в поездке. Поди ж ты,

какая чушь!Но с некоторых пор все больше краешком ума касаешься этой весьма небогоугодной идеи — не эта ли последняя, что на букву “ч”, и движет солнце и светила? Крутись они от другой буквы, стало бы с людьми то, что стало?

Мария написала письмо Жорику. Представилась. Двумя фразами очертила общее детство с его матерью. Попросилась приехать. Она не знала, что в доме Жорика возник скандал из–за тетки, про которую никто не слышал.

Жорик позвонил Майке. Та сказала: “Не бойся. Она хорошая, только забубенная. А кто сейчас без прибабаха? Или ты хочешь, чтобы я ее отговорила? Сказала, что у вас там бомбят или тропическая болезнь?”