Новый Мир, 2000 №04

Адамович Марина Михайловна — литературный критик, эссеист. Выпускница факультета журналистики (1981). Работала в журнале «Литературное обозрение», потом — зав. отделом литературы в журнале «Континент». В настоящее время — официальный представитель «Континента» в США; член редколлегии журнала. Член американской организации славистов AAASS, участник международных конференций по проблемам русской культуры и литературы. Постоянный автор интернетовского сайта «Кронос». Печаталась в журналах «Дружба народов», «Континент», «Литературное обозрение», «Литературная учеба», «Октябрь», в «Литературной газете» и др. В «Новом мире» публикуется впервые.

Секс, ложь и медиа Эргали Гер. Сказки по телефону. СПб., «Лимбус Пресс», 1999, 417 стр

В первом абзаце романа «Дар слова. Сказки по телефону» заявлены все три главные его темы. Словами «На сексе по телефону…» этот абзац начинается — и в них соединились темы собственно секса и медийности («по телефону»). Но следом за ними идет: «Городишко являл… заурядную южнорусскую глухомань, пыльную или грязную, смотря по сезону, с забытым бюстиком Пушкина…» Сочетание очевидной цитаты («…в Одессе пыльной, я сказал. Я б мог сказать: в Одессе грязной…») с упоминанием ее автора заставляет прилежного читателя насторожиться. Следующая фраза приносит «свинство провинциальной жизни» — с известной натяжкой примем это за цитату из гоголевского мира вообще: еще в 20-х свинья в луже под забором считалась неотъемлемой деталью провинциального быта в изображении классика. Ну а уж пожухлые моздокские девицы, «словно съедаемые мертвой кирпичной пылью», — это точно Короленко. «В дурном обществе» («Дети подземелья»).

Будет еще впереди такого немало — и даже разноглазый герой на Патриарших прудах: «правый грустный, левый веселый, но ничего, на Патриках видали и не такое» (еще бы у них рукописи не горели для полного комплекту!), но первый абзац — ударный.

Итак: новые среды существования человека, секс и русская литература.

Посреди среды. Чего-то подобного давние поклонники геровского таланта и ожидали от его романа. Те вещи, которые составили его писательскую славу (то были рассказы), отличали редкостная легкость писательского дыхания, удивительная пластика эротического языка и редкая в постсоветской литературе податливость на современность. Это и впрямь штучный талант: подступаясь к дню сегодняшнему, писатели все норовят написать о мэнээсе Пушкине, которого обижает завлаб Бенкендорф, или что-нибудь еще в этом роде.

В разбитных 80-х современность сводилась к свободе во всех ее проявлениях и неустанному травестированию всех и всяческих иерархий. С этим Гер — в своей «Электрической Лизе», например, — справлялся лихо. Историю разбитного семнадцатилетнего пацаненка с сияюще-радостным сексом и смешной шекспировской путаницей сестренок он выталкивал единым выдохом.

Современность путаных 90-х пока к формуле свести затруднительно. Единственное, что понятно: впервые со времен прибытия люмьеровского поезда человеческая личность подверглась такому размывающему напору, такой атаке на идентичность.

Не говоря уж о полной моральной переоценке — если друг оказался вдруг человек человеку волк, — полностью отвлекаясь от выламывания людей из привычных социально-поведенческих ниш, — так ведь тут еще и технологическое переоборудование реальности подоспело, и альтернативные сексуальные практики (от «по договоренности» до «по Интернету»).

Я не случайно обмолвился про Люмьеров. Параллельная реальность фильмы завораживала литераторов лет сто назад. Главным тут было, безусловно, не преувеличенность экранных страстей, не экзотические пейзажи выгородок, а особое, фильмическое, нетленное и совершенное тело. Оно не сводилось ни к чему из наличного опыта, могло существовать только в своей мерцающей среде и завораживало недоступностью.