Новый Мир, 2000 №04

Впрочем, ощущение временнбой аномалии характерно и для города в целом, ведь советская архитектура, начав с революционного авангарда, пошла своим путем, и сейчас, когда она себя изжила, мы оказались слишком далеки и от собственного прошлого, и от мирового опыта — в каком-то архитектурном междуцарствии, где перепуталось прошлое, настоящее и будущее. Архитекторам приходится либо апеллировать к национальной традиции и, следовательно, к формам начала века, а то и более ранним, рискуя погрузиться в бездну наивных стилизаций, либо пытаться сделать нечто новое. Но создавать новое из ничего — это удел Бога, людям же остается, наряду с подражаниями, обращаться к некоторым неизменным категориям — простейшим геометрическим телам, которыми так богато искусство двадцатого века. Поэтому кроме «национальной» архитектуры я бы выделил еще два основных направления. Одно, копирующее известные стили или даже здания мировой архитектуры, можно условно назвать «западническим», а второе — примитивный модернизм. Это бесконечное повторение кубов, цилиндров, шаров и пирамид, постоянные их врезки друг в друга. Такое формообразование в чистом виде больше всего напоминает детский конструктор или предмет объемно-пространственной композиции второго курса МАРХИ. В основном эти строения являются большими комплексами, такими, как Олимпийская деревня, выполненная группой архитекторов под руководством С. В. Миндрула, здание Налоговой инспекции на Тульской (тринадцатая мастерская Первого Моспроекта) или офисный центр «Красные холмы» на Космодамианской набережной (группа во главе с Ю. Гнедовским). Конечно, все они гораздо красивее безликих многоэтажек последних советских лет, но все же стремление сделать здание «солидным» приводит здесь к массивной брутальности и мертвой геометрии. Пусть трудно требовать утонченности от многоэтажных домов, но ведь и не такие большие строения оказываются нагромождением грубых элементов, которое пытаются искупить не менее грубым декором. Как раз таков, по-моему, новый торговый центр «Наутилус» на Лубянке (мастерская «Группа АБВ»). Его главный фасад, похожий на огромную машину, разноцветный станок, отсылает к конструктивистам, которые любили в своих произведениях повторять формы самолетов и пароходов.

Вообще в этом московском «протомодернизме» часто чувствуются отголоски архитектуры двадцатых — тридцатых. Примером этого безликого стиля может служить офисное здание в Дегтярном переулке (авторы: А. Скокан, А. Гнездилов, К. Гладкий и другие), отмеченное конкурсом «Золотое сечение-99» как лучший реализованный проект. Кажется, будто Москва сейчас как бы копирует саму себя (новый модерн, новый конструктивизм…). Но вернемся к «Наутилусу». Это оригинальное здание является как бы отражением окружающих домов — фасад, выходящий на площадь, напоминает башню военного корабля, массивен, как и подобает мрачным строениям Лубянки, со стороны гостиницы «Метрополь» под карнизом тянется мозаичный пояс — рикошет мозаик Врубеля, особняки Никольской улицы отражаются в зеркальных стеклах бокового фасада. Такое стремление вписать свой проект в историческую среду, примирить его с соседними домами сейчас встречается довольно редко. Но не весь декор обусловлен этим принципом отражений, что сильно портит образ: мелкие окна причудливой формы, странные еле заметные завитушки, металлические фермы, которые ничего не держат, — все это противоречит выбранному стилю. Такое самоотрицание характерно для многих подобных зданий. Может, простое соединение абстрактных тел скучно самим авторам, и они пытаются не создать красивую форму, а украсить получившуюся мелкой пластикой. Но такой подход был возможен в прошлом, когда стремились сделать изящной каждую деталь и существовал целый арсенал необходимых ордерных элементов, сейчас же детали отвлечены от объекта, дробят его и воспринимаются как что-то излишнее.

Еще одна нынешняя общая черта столицы — совершенно не свойственная северу (а мы все-таки живем в северном городе, хотя и пытаемся об этом забыть) цветовая палитра. Это касается не только новых построек, теперь множество классических особняков, для которых привычным цветом всегда была охра, реже зеленый, стали перекрашиваться в розовый, лимонный, а иногда и в оранжевый. Яркие цвета несколько оживили город, сделали заметными старинные постройки, но, как это бывает в последнее время, чрезмерное усердие повредило гармонии — неестественные, тропические оттенки создают неприятный эмоциональный фон. Так же как архитектура зданий сейчас не уживается со временем, краски их фасадов не соответствуют географическому положению — эти резкие тона выдают извечную тоску по теплому климату европейских городов. Тоску, пожалуй, не только по климату, но и вообще по очарованию и свободе западного облика.