Новый мир, 2000 №08

Лично для меня открытием стало имя Дмитрия Новикова, представленного рассказом «Муха в янтаре». Рассказ удивляет и радует и темой, и уровнем, и достаточно сложной философской мыслью. Внешне все просто, без затей: несколько матросов корабельной медицинской службы после месяцев плавания отправляются с корабля на берег для получения медицинского инвентаря — вот этот день, и даже не весь, только несколько часов их поездки и описаны в рассказе. Ничего особенного с матросами не происходит, и одновременно — происходит. Происходит то, что будут помнить они всю жизнь — то редкое и необыкновенно острое переживание полноты жизни, явленной здесь героям в севастопольском утре, солнце, в виде раннего пляжа с девушками, вкуса выпиваемого у магазина белого крымского портвейна под копченую кильку и черный хлеб, под мужской разговор за жизнь и женщин. Пережитое героями состояние вплавляет их в жизнь, в то, что не обманывает и не может обмануть, независимо от того, что потом произойдет с этими людьми, вплавляет как муху в янтарь, вплавляет в вечность. Вынужден извиниться здесь за некоторую «возвышенность» своей лексики — в рассказе самого Новикова нет и налета выспренности. Мы уже привыкли к тому, что на подобные и близкие темы в современной прозе принято обычно говорят с барочной почти усложненностью, с использованием огромного количества историко-литературной, философской и прочей символикой. «Муха в янтаре» написана почти с бунинской или казаковской «простотой» и непринужденностью. И автору дается может быть самое сложное в прозе — не описать, не назвать, а изобразить, прожить в слове некое философское обобщение жизни. (Сведения о самом Дмитрии Новикове, достаточно скудные, содержатся на его персональной странице в «ЛИТО им. Стерна» http://www.lito.spb.ru/members/novikov.html): тридцать три года, родился и вырос в Петрозаводске; действительно, служил три года на флоте, медик по образованию и какое-то время по профессии, ныне — «мелкий рантье», любит «всех и все, кроме жлобов», в частности, Достоевского, Фолкнера, Сэлинджера, Борхес, Довлатова, Кортасара Феллини, Тарковского и т. д. Печатается, судя по всему, мало, больше — в Интернете. Короче, нормальная писательская биография по нынешним, а за исключением Интернета, и прошлым временам.)

Приятной неожиданностью оказался рассказ казалось бы уже хорошо известного по его газетной и интернетовской эссеистике — интересной, острой, но не более того — Леонида Костюкова «Верховский и сын». У рассказа почти романная плотность — хроника трех поколений мужчин одного рода, точнее не рода (род прерывается историческими потрясениями ХХ века) а переходящей от поколения к поколению некоего инстинкта отцовской любви — в рассказе этом как бы воплощающем неистребимость самой жизни.

Далее в моем списке идут имена в особом представлении не нуждающиеся Марина Палей, Асар Эппель, Николай Кононов — высокая репутация этих литераторов уже давно сложилась и существует и вне Интернета. А рядом — совсем еще молодой, но уже отмеченный публикацией рассказов в «Новом мире» многообещающий дебютант Сергей Шаргунов. Тут для читателя не будет особых открытий.