Новый Мир, 2000 №11

На надгробных плитах во Франции и в Южной Германии, в Англии и Уэльсе (и во многих других областях) выбиты имена воинов, удивительно схожие с императорскими, — там, на окраинах античного мира, лежат безвестные Клавдии, Юлии, Флавии. По отношению к солдатам патроном выступал император, и он, наделяя их статусом римского гражданина, давал им свое имя. А вместе с именем, должно быть, меняется и судьба.

Ведь, собственно, ничего иного римляне не давали покоренным или вступающим с ними в союз народам — ничего, кроме возможности ощутить себя кем-то другим, войти в отношения, размыкающие пределы племенной замкнутости.

В римской литературе присутствует образ чужака, приверженного Риму, оказывающего Городу куда более существенные услуги, чем те, что сам он когда-либо получал или надеется получить от Рима. И единственной наградой для этого «приемного сына» становится звание римского гражданина, оно же — единственная нить, связующая его с Римом, обязывающая хранить верность Городу.

Цицерон создает портрет Энния, поэта, философа, италийца, в теле которого обитало три души — оскская (родного ему племени), римская и греческая (что касается греческой, Энний, пифагореец, веривший в переселение душ, утверждал, что то душа Гомера). Энний — один из создателей римской литературы, творец первого национального эпоса, посвященного Ганнибаловой войне, участник многих походов. Под конец его жизни воспетые им герои — Сципионы, Фульвий Нобилиор, Катон — добились для него римского гражданства.

Римское гражданство не отменяет принадлежности человека к тому или иному народу и не дополняет ее — Рим открывает людям нечто большее, чем антитеза «римлянин — не римлянин». Три души Энния — идеал, к которому стремится homo Romanus. Рим — посредник: служа Риму, Энний оказывается востребован и в качестве переводчика греческой поэзии, национальная литература Рима создается по образцу греческой.

Энний утвердил миф об Энее — предке римлян, спасшемся из разгромленной Трои. Это государственный миф, обеспечивавший право римлян на мировое господство (обещанное богами потомкам Энея), вводивший их в греческий мир: Троянская война — точка отсчета и греческой истории. Политическое значение этого мифа понятно, но вот что удивительно: почему свое право на власть римляне обосновали происхождением от побежденного, свою принадлежность к культурному миру — не греческими предками, а троянскими? Варианты ведь были: на Палатинском холме первыми поселились выходцы из Аркадии, в этих местах бывал и любвеобильный Геракл — что стоило приписать ему очередную возлюбленную и с этого героя начать свой род? Выбирая предком Энея, римляне сохраняли благодарное чувство пришельца, принятого в желанном ему доме.

А на другом конце этой цепи — тот безвестный, не наделенный талантами, способный отдать Риму лишь свою жизнь германец, о котором пишет Тацит. Городок с римским гарнизоном осажден восставшими племенами, вожди взывают к римским воинам, «этническим германцам»: побейте офицеров и присоединяйтесь к своим братьям. «Не можем, мы присягали Риму». — «Что для вас Рим, город, которого вы не видели, в котором вы и жить бы не захотели? Вернемся в родные леса». — «Мы не видели Рим и никогда не увидим, но пока есть он, есть и мы…»

Сами римляне менялись, соприкасаясь с другими народами, и эта способность римлян изменяться, их восприимчивость, открытость чужому — самый ценный дар, оставленный римлянами Европе, если не всему человечеству. Мы едва ли осознаем это сейчас, потому что всевозможные межкультурные заимствования — это так естественно. Но ведь человек — не животное, и в нем очень мало «естественного».

В «Энеиде» Вергилия троянцы, блуждая по морю, высаживаются на диком берегу Сицилии, той самой Тринакрии, острове циклопов, где незадолго до них побывал Одиссей. Навстречу им выходит оборванный, измученный человек — спутник, забытый Одиссеем в пещере Полифема. Он молит если не взять его с собой, то хотя бы убить, чтобы умереть от человеческой руки, а не сделаться пищей людоеда. Отец Энея, Анхиз, протягивает юноше руку, и троянцы забирают его с собой — не как пленника, но как друга.