Читаем Новый Мир, 2000 №12 полностью

«В последние 10–20 лет благодаря строчке из Декларации Независимости, провозглашающей право граждан обороняться против правительства посредством хорошо тренированных, хорошо вооруженных ополчений (militia), американские диссиденты и получили название ополчение… Большинство ополчений являются последователями бредово-параноидальных теорий, называемых американцами conspiracy theories. Впрочем, вера в теории заговоров (я буду пользоваться этой дурацкой русскоязычной калькой) свойственна не только ополчениям. Как любит отмечать Р. А. Вильсон (R. A.Wilson), по материалам опросов процент сотрудников ЦРУ, верящих в заговоры, такой же, как и процент верящих в заговоры читателей подпольных конспирологических журналов…»

Андрей Воронцов. Потаенная русская литература. — «Наш современник», 2000, № 7.

Наряду с советской и эмигрантской литературами — русская потаенная: воспоминания московского священника Сергия Сидорова, расстрелянного в 1937 году, и рассказы Евгения Алексеевича Гагарина.

Гуманитарная мысль: светская или религиозная? — «Знамя», 2000, № 7.

Вот как эту журнальную акцию (в рубрике «Конференц-зал») описал на страницах другого издания («Время MN», 2000, № 128, 12 августа) член редколлегии «Знамени» Александр Агеев: «У журнала „Знамя“ — либерального и светского — время от времени случаются „кризисы самоидентификации“. Ему как бы хочется понять, не слишком ли он закоснел на своей старомодной позиции, между тем как более продвинутые собратья устремились по разного рода „третьим путям“ к более авторитетным идеалам, нежели презренные права и свободы личности. Года не прошло после „Конференц-зала“ на тему „Христианство и культура“ (1999, № 10), как появляется нечто очень похожее. „На исходе XX столетия вновь, как и в начале века, стало актуальным размежевание внутри гуманитарной мысли — разделение ее на светскую и религиозную“, — говорится в редакционной преамбуле, и участникам „Конференц-зала“ предлагается „трезво осмыслить“ ситуацию. Грубо говоря, возможно, например, „религиозное литературоведение“ или это такая же чушь, как „пролетарская физика“? Гаспаров, Зенкин, Парамонов и Рейтблат — настоящие профессионалы, ученые-гуманитарии высшей пробы, первым делом высекли редакцию за некорректно поставленный вопрос… Резче всех отреагировал Борис Парамонов: „То, что этот вопрос — о возможности или даже необходимости христианской ориентации науки, хотя бы только гуманитарной, — вообще возник и всерьез обсуждается, есть знак острого культурного неблагополучия“. Валентин Непомнящий отделался коротким туманным эссе, завершая которое сказал возвышенно: „Входить в эту область — дело не теоретическое, это область жизни, область ее огня — и светящего, и греющего, и попаляющего“. И только Ирина Роднянская отважно кинулась в бой, защищая правомерность постановки вопроса». На (культурно-неблагополучный) взгляд составителя «Периодики» ее выступление — самое глубокое.

Виктор Гущин. Демократия приказала долго жить. Ей на смену приходят режимы стандартизованной прагмакратии. — «Независимая газета», 2000, № 153, 17 августа. Электронная версия: http://www.ng.ru.

Речь идет не о России, где демократия, по мнению автора статьи, даже не успела родиться. Нет, умерла демократия как таковая, как форма власти и управления обществом; более того, превратилась в обузу, которая сдерживает общественно-политический и социально-экономический прогресс, обнаружив свою нетехнологичность, затратность и громоздкость. Цитирую: «В лоне демократии, лишь сохраняя ее внешнюю атрибутику, родилось и окрепло качественно новое общество услуг и потребления, в основе которого лежит не идеология принятия принципиальных решений, а логика достижения конкретного результата. Я называю эту логику идеологией стандартизированной прагмакратии». Под занавес политолог отмечает, что рыночные реформы потому и не заладились в России, что их осуществляли демократическими методами, переставшими соответствовать потребностям эпохи и вызовам времени.

Ср. с мнением Славомира Мрожека из его новой книги «Дневник возвращения»: «Мы забрели в демократию так далеко, что возникают опасения, как бы мы не прошли ее насквозь и не оказались с другой стороны. Мы — то есть вся наша старая, почтенная цивилизация, к которой начали принадлежать и поляки» (цит. по журналу «Новая Польша», 2000, № 7–8).

Позволю себе циничное предположение, что классические демократические институты хорошо работают или работают вообще только при наличии устойчивых закулисных (в нейтральном значении слова) процедур, позволяющих представителям разных ветвей власти, разных партий, финансово-экономических групп и проч. согласовывать интересы вдали от глаз журналистов и избирателей (и это не какой-то досадный нарост на демократии, а ее необходимая часть, вроде скрытого под водой киля яхты).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза