Новый Мир, 2003 №01

Размышляя над творчеством в искусстве, О. Николаева убедительно пишет о губительности для искусства иллюстративности, о диалектике творческого порыва и христианского смирения. Но далеко не все в этих главах удалось автору. Без ответа остался вопрос, поставленный на стр. 240: “Может ли быть творцом человек, сознательно отвергающий Христа и Его свободу?” Наивны рассуждения о форме и содержании произведения. В главе “Логос творчества” автор пытается дать единое объяснение столь разнопорядковым моментам творческого процесса, как вариативность сюжета романа, диктат языка в понимании Бродского, молитва Гайдна о вдохновении. В стихотворение Ахматовой “Муза” О. Николаева вчитывает то, чего там никогда не было: и истончение плоти, и стояние на грани жизни и небытия, и инстинкты блудного сына, и смирение. Жаль, что та мера тщательности, к которой читатель привык на предыдущих страницах, здесь не удержана.

Прояснив понятия свободы и творчества на метафизической глубине, О. Николаева рассматривает их употребление и значение в современной культуре. Начинает она с априорных установок сознания большой части интеллигенции, которые “сами, будучи раз и навсегда приняты на веру, притязают на статус высшей проверочной инстанции”. Убедительно показано, как из чтения трудов В. Соловьева, Н. Бердяева, В. Розанова и других философов русского религиозного Ренессанса вырастали в современном интеллигентском сознании аксиомы: “творчество есть самовыражение”; “творчество есть альтернатива спасения”; “творчество несовместимо с какими-либо догматами и канонами”; “творчество есть богоборчество”; “творчество несовместимо со смирением”; “творческая личность жертвенна”; “творец есть Творец”; “порок живописен, а добродетель так тускла”. При этом в усвоении интеллигенцией русской философии видна последовательная избирательность: “В основе принципа либеральной цензуры такого рода лежит неприятие всего, что так или иначе напоминает ей о Православной Церкви”.

О. Николаева остроумно подмечает проекции явлений из психологической и политической жизни в сферу сакральную (“репрессивность” церковного устава, “тоталитаризм” “атавистического” церковного обряда, “твердолобая косность” догматического мышления, наличие “посредников” в общении с Богом и т. п.). Эти стереотипы с помощью СМИ утверждаются в массовом сознании, закрывая его для христианского миропонимания и открывая постмодернистскому.