Можно сказать, настаивал на своем: если смеяться, то тогда уж всем. Никто не должен остаться в стороне, с занудной серьезностью глядя на заливающихся хохотом или просто улыбающихся.
Нарывался, короче.
Понятно, что иных такая его настырность просто из себя выводила: надо ж и меру знать... К тому же и шутки его бывали однообразны и плоски (тоже ведь вдохновение нужно), а это, не надо объяснять, сильно утомляет, не говоря уже про раздражение. Нетерпимость обнаруживалась (но ведь и Шива глумился). Это ведь не с деревом танцевать. Тут — люди.
Однажды выставили за дверь, встали двое и буквально под руки вывели в коридор, к двери, отворили ее и... до свидания. Не так чтоб сильно, однако — туда, в неуютное лестничное пространство, с лифтовым скрежетом и дребезжанием, с тянущимися из щелей жилыми остывающими запахами — как на помойку.
Нехорошо получилось.
В другой раз дама — не “ах, ах”, а с разлету по щеке — бамс, по другой — бамс, и не шутя, а вполне натурально (в том числе и звук). Тут как ни делай вид, что ничего не случилось, какие коленца отступные ни выкидывай, понятно — случилось. Дама малознакомая, не привыкшая к Шивиным шуткам, может, и вообще — к шуткам, особенно такого рода (sexual harassment).
Бывает. Как в цирке. Не всякий номер проходит благополучно, особенно у акробатов. Да и у клоунов тоже.
Между прочим, цирк Шива любил. Куда больше, чем театр. А все потому, по его словам, что цирк — это цирк, представление, игра, праздник, а театр — претензия на отражение жизни и философию. Цирк — риск и необычайность, а театр — то же томление духа, что и всякие прочие изящные искусства. Цирк — динамика, танец, отвага, все прочее — лишь имитация.
Своя логика в этом была, что говорить. А он тем более эту логику собственным поведением подтверждал. В том смысле, что тоже рисковал.
Кстати, в тот раз, когда его вывели, он ведь не ушел просто так, обидевшись. Все, значит, сидят, пригорюнившись после подобного эксцесса (не каждый же день насильственно выпроваживают человека), и вдруг стук в окно (а этаж, кажется, третий): тук-тук, вежливо, словно просятся войти. Выглядывают, а там — он, Шива, на ветке близрастущего дерева (тополь), страшно смотреть, как он свесился, весь перегнувшись (и ветка опасно гнется и вибрирует), балансирует...
Крики испуганные, смех, шум-гам, а он с безмятежным видом, подобно коале, висит на ветке и в окно заглядывает из ночной темноты... Ну нет человеку удержу.
В распахнутое окно — ветерок прохладный (ранняя осень).
Держись, Шива!
ПИТОМНИК