Новый мир, 2003 №02

Попытки либеральной интеллигенции присвоить Самойлова обречены. С диссидентами его почти ничто не связывает, кроме личной приязни; в их действиях он не видит ни плана, ни искренности. Из младших современников ему особенно приятен имперский Бродский, из старших — державная Ахматова. Во времена, когда хороший тон требовал исповедовать кухонный либерализм, Самойлов оказался заложником ситуации. Время читать его, думается, пришло только теперь. Чтобы хоть наедине с собой договорить то, чего недоговаривал он.

Джозеф Хеллер. Видит Бог. М., «Иностранка» — «Б.С.Г.-Пресс», 2002, 575 стр.

Бог ведает, почему Сергей Ильин перевел «God Knows» как «Видит Бог», но в остальном с Хеллером он справляется куда лучше, чем с Набоковым. Впрочем, этого бруклинца переводить не так уж сложно. «Видит Бог» — один из лучших романов Хеллера на уровне «Catch-22», хоть и послабей, чем «Something Happened»; это ни много ни мало старческая исповедь царя Давида, самое метафизичное и поэтическое, при всем хеллеровском скепсисе, сочинение нашего автора. Получилась грандиозная и печальная хроника отпадения человечества от Бога и неутомимых поисков этого Бога. Само собой, Хеллер проигрывает в единоборстве с Ветхим Заветом, как проигрывает всякий автор, берущийся за библейский материал, будь он хоть Томас Манн. Прелесть в том, что в случае Хеллера проигрыш входит в изначальные условия игры, он предусматривается и составляет существенную часть замысла. Можно сказать, что весь Хеллер — хроника такого поражения и именно в этом противоборстве. Если Горький полагал, что Соломон у Куприна сильно смахивает на ломового извозчика, то и Давид в романе «God Knows» сильно смахивает на Йоссариана или Боба Слокума — персонажей, которых Хеллер изобрел прежде; однако все эти герои гораздо лучше ломового извозчика. Проигрывают они с достоинством. Вот где высота взгляда и подлинный жар метафизического вопрошания, вот где даже вечное иудейское брюзжание вытягивается на уровень высокой поэзии (будь у Горенштейна чуть больше юмора, он написал бы свой «Псалом» именно в этой тональности — впрочем, это и хорошо, что большие писатели всегда разные). Хеллер отважно совмещает библейский стиль с городским жаргоном последней трети века и гораздо отважнее Шендеровича противоборствует с миропорядком (да и Собеседник у него рангом повыше, нежели Путин): вот что значит ставить себе серьезные задачи. Впрочем, всякому читателю хеллеровских романов, напоминающих гигантские музыкальные сочинения с варьирующимся и ритмически повторяющимся сквозным мотивом (кажется, это называется фуга), надо быть готовым к тому, что периодически встречаются длинные скучные куски. Их можно спокойно пропустить, чтобы прочесть после, под настроение. Думаю, в расчете на это он и писал.

Алан Уильямс. Дневники Берии. М., «Б.С.Г.-Пресс», 2002, 300 стр.

В начале семидесятых на Западе почти одновременно вышли две чрезвычайно любопытные книги, сочиненные однофамильцами. Одна, «Слово», — в прошлом году переведенный у нас и почти никем не замеченный роман американца Робина Уильямса; эта книга, когда бы не известная слащавость финала и банальность любовной линии, могла бы стать подлинно великой. Давно я не читал более остроумного и точного трактата о христианстве в форме триллера. Вторая, «Дневники Берии», — роман английского политического журналиста Алана Уильямса. В обеих речь идет о подделках: в «Слове» — о новонайденном Евангелии, в «Дневниках Берии» — об интимных записях сталинского наркома, сочиняемых британским журналистом и русским эмигрантом.

Конечно, с Робином Алана не сравнишь, но книжка весьма забавна, ибо раскрывает лабораторию создания альтернативной истории. Вот сидят два остроумных человека, которым надо заработать. А давай напишем, что Ежов уцелел и работал паромщиком на Дону? Ведь могло быть, запросто! А давай сделаем Шелепина педерастом? Я тебе точно говорю, он мальчиков любил, все знали! И уж конечно, напишем, что Берия убил Сталина. Это будет наша сенсация, прикинь, и главный эпизод!

Альтернативная история шьется из слухов, но не только. Она возникает из чувства изящного. Изящнее было бы сделать так, как придумаем мы, а не так, как было. Дмитрий Фурман уже заметил, что и царевича Димитрия на самом деле не убивали, и московские дома вполне могли быть взорваны без участия ФСБ. Но легче всего закрепляется версия, соответствующая детективному канону. А не какая-нибудь там заурядная, в которой работают случайности.

Вот об этом — роман, построенный на замечательном знании читательской и писательской психологии. Саморазоблачительный. Чрезвычайно смешной местами (как почти любая западная книга о России). Очень показательный и еще в одном отношении: русский эмигрант, торгующий Родиной, выведен тут крайне малоприятным типом. Нигде не любят русских, даже когда они прозрели и оценили ценности демократии; ну что ты будешь делать…