Новый Мир, 2012 №09

— Фу, дикая какая! — сказала Нина Васильевна и пожаловалась: — Ангелина Степановна прекрасно шьет, но с деньгами каждый раз проблема. Называет какие-то копейки. Понимаю, это из-за Коли. Алексей Павлович всегда пытается помочь… — и, почему-то понизив голос, — учился у Колиного отца. А Колю и шофером нигде не брали… Но неудобно, право!

И это почему-то всплывало в памяти Евгения Бенедиктовича, когда он глядел на Колю, а тот строевым, таким привычным ему шагом шел в трофейном пальто к трофейному же автомобилю, и тяжелые американские ботинки вязли в мартовском московском снегу. Сутуло пригнувшись — а Коля вообще сутулился сильно, и одно плечо было выше другого, — залез в приземистый “нэш”, и тот, как всегда, не завелся сразу, и Коля выходил из машины, подымал капот, но на Лючина не оглянулся, а Лючин, напротив, смотрел — смотрел на него, по обыкновению шаря по своим карманам. Теперь уже и платок был не нужен. Он искал картонный цилиндрик со сладкими шариками, наконец нашел, каждый раз забывал, куда кладет, а ведь брал с собою специально, чтобы нужного часа не пропустить.

Коля наконец уехал, а Евгений Бенедиктович Лючин отсчитал семь шариков, забросил в рот и теперь ждал терпеливо, когда они растают, перед дверью бывшего комитета, нынешнего министерства, потому что там, когда войдешь, всегда надо сразу с кем-то здороваться.

День кончался, но именно к вечеру съезжались начальники главков, совминовские кураторы, и, конечно, из профильного отдела ЦК.

Так уж повелось — Хозяин не спал ночами.

 

Если бессонница — симптом другой болезни, то следует лечить коренную болезнь.

 

Лючина приняли поздно. Около одиннадцати он вошел в кабинет. Но Скробов в кабинете был не один; хотя уже обвыкся и даже как-то вальяжно сидел за столом Саакянца, а у шкафов расхаживал другой, в очках, и еще Лючин заметил, что на ногах неизвестного — бурки. Перед Скробовым лежала папка, и промокашка чистая, свежая, без следов чернил, она прикрывала эту папку.

Верно, личное дело, и мое, догадался Лючин — большой конспиратор, однако, товарищ Скробов!