Но за эти пару дней Лили успевает доказать мне, что может быть полезна не только в обмене отцовского оружия. В эти дни как раз накрывается окончательно водоснабжение, и она помогает мне с водой из колодца.
Я могу поспать на диване, потому что половину ночи у окна теперь сидит она. Если заметит что-то подозрительное – сразу должна меня разбудить.
Я был уверен, что из-за Лили моя жизнь осложнится – но с ней в чем-то стало проще. Появился человек (пусть и ребенок), на которого можно было переложить часть обязанностей. Разделить их с кем-то, как и разделить риск.
Оставлять ее было опасно – потому что в одиночестве было спасение. Но с другой стороны, с ней я гораздо быстрее добывал воду и гораздо лучше спал. Это в свою очередь снижало риски и тогда, получалось, что она уже была полезна.
Я долго думал, но все-таки Лили показала себя не как слюнявого ребенка, которому я должен быть нянькой – а как более или менее нормального компаньона, с которым можно делить работу и риски.
Тогда я решил, что можно дать этой попытке шанс. В конце концов, если вдруг что пойдет не так – я в любой момент могу вышвырнуть ее за дверь без каких-либо проблем. Или даже пристрелить…
Но прошло уже 8 месяцев, а «если вдруг» пока так и не наступило. Когда еда кончилась, я разработал схему, по которой мы вместе могли ее доставать. Мне потребовалось около полугода (было бы намного меньше, если бы сохранился доступ в интернет), чтобы выучить язык жестов. И теперь мы можем переговариваться с Лили совершенно беззвучно, прекрасно друг друга понимая.
Это сильно помогает на вылазках за едой и к колодцу. Нам не нужны даже шептания, чтобы переброситься наблюдениями об обстановке. В этом у нас значительное преимущество перед остальными выжившими.
У них уже нет шанса научиться языку жестов. Интернета, электричества – ничего этого нет. Меня же учила сама Лили. Долго, с помощью листов и ручки, объяснений и так далее, но все-таки более или менее я все это усвоил.
Мы можем так общаться.
Они нет.
Механизм прост. Пока умирает кто-то другой – мы живем. Так что да, меня вполне утешает мысль, что мы в чем-то обходим других выживших, и умеем то, что недоступно им.
Значит, когда придет время, мы в очереди на Смерть точно будем не перед ними.
Так что за эти 8 месяцев я пока ни разу не пожалел, что оставил тогда все же у себя Лили Клейб. Кстати, именно она и начала тогда возиться с радио, и в итоге нашла эту волну.. про спасение.
…прошел уже месяц с начала конца. Мы с Лили сидим в гостиной. Она переплетает свои сальные волосы, я постукиваю пальцем по винтовке и слушаю сообщение выживших, которое повторяется уже за сегодня, наверное, раз 20-ый.
Сегодня мы услышали его впервые. Лили впервые попала на эту волну, накрутив колесики и антенны.
Взгляд Лили падает на фотографию на комоде. Фото Майка. Осталось еще со времени, когда мы с Сарой жили вместе. Лили тут же показывает:
– Ваш сын? Я видела его, когда он приезжал.
– Да, Майк – сухо отвечаю я.
Конечно, она видела. Мы ведь соседи.
– Он.. тоже умер?
– Да, его убили в первые дни.
– А у вас остался кто-нибудь?
– Нет. Все погибли.