Новый мир. № 3, 2004

Твержу себе: не помни ни о чем!
И с каждым новоявленным лучом
Жизнь начинаю с чистого листа,
Но он настолько тонок и прозрачен,
Что мне видны и дальние места,
Над коими твой профиль обозначен, —
И плачет память за моим плечом.
Забыла я, что память — серафим,
Что мной ты больше Господа любим,
Что в этом главная моя вина,
И я такою памятью казнима,
В которой и одесская волна
Вдруг превращается в лохмотья дыма
И вьется над надгробием твоим.
Седой золой становится арык
Под деревом, где ели мы шашлык
В ступенчатом предместье Душанбе,
И вся зола, похожая на хлопок,
Стекается на кладбище к тебе,
Где ты, мой свет, самолюбив и робок,
Лежишь к корням осиновым впритык.
Так начинается мой чистый лист.
О нет, не дым, а дождь осенний мглист,
Да и не хлопок бел, а снежный наст,
А профиль твой — лишь солнца подмалевок.
Но нет, пощады память мне не даст, —
И по избе, под шорохи полевок,
Брожу, как обезумевший турист.

3 сентября 2003.

* * *

И сидя на месте, не нахожу себе места.
Пурпур и золото — царственно и скандально
На фоне мокрого неба цвета асбеста.
Кто говорит, что обратно пропорционально
Время пространству, того не срывало с насеста,
Того не несло, как с этих деревьев лохмотья.
Время летит, но разве листок не время,
Хоть и летит не по своей охоте?
Да и моя обувка разве не стремя,
В особенности при головной ломоте.
Голову ломит от мыслей, что надо вскоре
Свидетельство предъявлять о твоей кончине
И прилагать к нему в нотариальной конторе
Множество справок. Словно бы смерть твоя ныне
Мероприятие некое, а не горе.
Снова бреду я к могиле с охапкою клена,
Чтобы на черный гранит положить тебе пурпур.
Голову ломит и давит асбест небосклона.
Громко орет ворона в картавый свой рупор
Что-то про вечный сон. А вечность бессонна.

7 сентября 2003.

* * *

Попытаюсь привыкнуть к тому, к чему невозможно привыкнуть:
В опустелом дому не к щеке, а к подушке приникнуть.
Может быть, птичьи сны в перьевой воскресают набивке,
Может быть, мне послужат они чем-то вроде прививки
Против тягостных снов, где ты каждую ночь умираешь,
Пятипалые крылья в надежде ко мне простираешь,
Но ничем не могу я помочь, несмотря на усердье
Жизнь твою сохранить ну хотя бы ценой своей смерти.
Не способен никто и ни с кем поменяться местами.
Может быть, птичьи сны под щекой обернутся крестами
Легких звезд. И я птичьи виденья спросонок окликну —
И к тому, что нет рядом тебя, может быть, и привыкну.

10 сентября 2003.

* * *