Новый Мир ( № 3 2005)

Да, не так-то просто отделаться от воспоминаний. Но — ему мешали различные обстоятельства: во-первых, скупая мать и, во-вторых, жар любвеобильного сердца — ведь тут кино-с-мороженым не отделаешься, как в былые славные денечки, — нужны деньги хотя бы на бар с четырьмя коктейлями — и дальше куда? в комнату бабушки... Ну, летом-то проще, можно за город, в стог, но на такси деньги тоже нужны? В общем, есть проблемы. Но Елесин очень даже хорошо, живо воображает себя на его месте: как бы он жил с какой-нибудь подружкой у матери. Одним словом: сорок рублей его устроят?

Охлопков тут же согласился, хотя это была почти половина его зарплаты в кинотеатре.

В комнате бабушки помогавший им переезжать Зимборов сразу обнаружил продолговатый черный ящичек с пыльной порыжевшей сеткой и бурым проводом. Зимборов дунул, и в весеннем солнце, бившем сквозь голые еще тополя и наполняющем комнату с высокой железной кроватью, большим темным шкафом, угрюмым буфетом с несколькими тарелками и чашками (которыми Елесин великодушно разрешил пользоваться), — в весеннем солнце взреяли пепельные хлопья.

— Надо было протереть, — пробормотал Зимборов, воровато взглядывая на Ирму.

Ирма расставляла на массивном круглом столе тарелки и не обратила на пыль никакого внимания. Зимборов приободрился и, рассмотрев находку, начал что-то искать. Он осмотрел все углы, заглянул за шкаф, буфет. Поставил ящичек на широкий, как стол, подоконник (толщина стен в этом старом сталинском доме была точно в бункере), протянул провод в одну сторону, переместил ящичек на другой край — провод доставал до выцветшего коврика на стене у кровати, — отогнул край и увидел радиоточку. Он сунул вилку в розетку, покрутил ручку громкости. Радио промолчало. “Я уже думал, — проговорил Охлопков, — сейчас Левитан или Мордасова разольется”. Зимборов попросил нож. Он хотел вскрыть экспонат. Ирма возразила, что уже пора за стол, осталось только консервы вскрыть. Охлопков взялся за консервы, из-под консервного ножа выступила томатная жижа. А Зимборов в это время успел заглянуть в ящичек. Но радио молчало.

— Надо показать одному другу, — сказал Зимборов, — у него утюги поют.

— Пусть молчит. Не надо ни песен Мордасовой, ни Левитана.

Они расселись, Охлопков откупорил первую бутылку крепкой “Кубани”, наклонил бутылку над чашкой — рюмок не было.

— Ну нет, — возразил спокойно и уверенно Зимборов, следя за розово-зеленоватой струей, наполнявшей чашку, — у каждого времени свой аромат.

— Так и что?