— А у меня, — сказал Вик, — изъяты все записи, магнитофон, все плакаты, фотографии. — Он угрюмо помолчал, разглядывая пыльную панораму города, оглянулся на поднимавшуюся по лестнице пожилую женщину с авоськами, подождал, пока она скроется, и тихо сказал, что сомнений, конечно, никаких ни у кого нет, всех продал клавишник. Они-то надеялись, что он будет стенобитной машиной, то есть папина фамилия. А машина ударила по своим. Хотя какие они свои? Алик сразу невзлюбил его, дворянчик, говорит, дворовому не брат. Так и вышло. Небось папаша припер к стене — где это ты пропадаешь? и все такое, табаком пахнет... Может, даже известно стало, что, когда они с маманом убывали в загородную резиденцию, сынок в ночь с субботы на воскресенье совершал вылазки. Вик дерзко и недовольно посмотрел на Охлопкова и закончил:
— ...в “Партизанский”. Тебя... тебе не звонили?
— Брось, Вик, — сказал Охлопков, увлекая его вверх по лестнице, — ну, собирались, ну, играли. Попугают — забудут.
— А аппаратура?
— Может, даже вернут.
— Может, даже, — передразнил его Вик. — Легко тебе... и вообще, надо знать нюансы.
— Представляю.
— Нет, не представляешь. — Вик набрал воздуха и быстро спросил, что, если он перекантуется у них? Должен же он отвечать на агрессию? Охлопков не возражал, но настаивал на звонке домой. Вик в конце концов согласился. Но только он звонить отказывается. Пусть это сделает Гена сам. Хм. После того, как мать отказала в прописке, Охлопков не разговаривал еще ни разу с ней, ему бы, конечно, не очень хотелось напоминать... то есть... да, как же быть? Оба посмотрели на Ирму.
— Нам нужен почтовый голубь, — сказал Охлопков. — Голубь мира.
— Ни за что, — ответила Ирма с блаженством, хотя и согласилась с доводами братьев, что им никак нельзя спуститься на улицу и позвонить на ту сторону города и сказать в трубку всего два слова; еще немного послушала их рассуждения и рассмеялась: — Можно подумать, речь идет по меньшей мере о сдаче города. О ключах Наполеону. Отвернитесь, мне надо одеться.
Они отвернулись. Ирма быстро переоделась.
— Ты... куда?
— За хлебом, — ответила она и вышла, взяв хозяйственную сумку.
Охлопков задумчиво посмотрел ей вслед.
— Да, — сказал он, — по-моему, действительно мы слишком усложняем. А всего делов-то...
— ...не звонить, — подхватил Вик.
Охлопков взглянул на него.
— Молодо-зелено-злое, — сказал он.
— Ну ты, добрый старче, что же ты сам жабу затаил?
— Мой случай тяжелее.
— А мой?! На меня, если хочешь знать, уже накинули петлю! Круг сужается. Я в западне.