Новый Мир ( № 3 2011)

Скажи, моя страна… впрочем, нет, не надо, молчи как молчала, я всё сделаю сам, за тебя: когда ты была маленьким узбекским мальчиком, ты заготавливала хлопок, когда плохим узбекским мальчиком — коноплю, а что ты делала, что заготавливала, когда была мной — хорошим плохим русско-украинским мальчиком в Украине? Горох — подсказывает память, кукуруза — добавляет она же, и ещё раз, уже неизвестно кому, — кукуруза. Память, память, спасибо тебе большое, что ты ещё помнишь о той кукурузе, о белых, маленьких, отвратительных на вкус, недозрелых початках, за которыми надо было переться с соседскими пацанами по самому солнцепёку на колхозное поле, чтобы — дай тебе бог здоровья, моя страна, счастья и здоровья — не столько есть, сколько надкусывать, и не столько надкусывать, сколько выплёвывать. Если б не эта святая животная обязанность — пожирать свою добычу прямо на месте, не задумываясь ни о чём, и менее всего — о последствиях, может быть, всё так бы и продолжалось, как продолжалось, и я бы до сих пор так и ходил с соседскими пацанами на наше не такое уж и колхозное поле за нашей кукурузой (горох — отдельная песня, ей нужно посвящать отдельную книгу) — чем не способ жизневремяпрепровождения? Многие из наших — я говорю “наших”, потому что не знаю, как их теперь называть, — и посегодня ищут и находят себя исключительно в этом — в бесплатной еде, добытой собственными руками на чужом столе, в этом нет ничего такого, кроме тошноты, обычной, человеческой, ничуть не экзистенциальной тошноты, и убей меня бог, если я морализирую, выражаюсь фигурально или вообще говорю неправду, — чужая еда с чужого стола, пусть и добытая собственными руками, всегда немного недоварена или немного пережарена, потому что другою чужая еда не бывает.