Подобно тому, как филология вообще, согласно словам С. С. Аверинцева — служба понимания — работа переводчиков вполне может претендовать на имя службы универсальности (состояния, для человека, кажется, столь же соблазнительного, сколь и труднодостижимого). Опыт каждого языка — неизбежно локален, и переводчики нащупывают переходы от одной локальности к другой. Если угодно, они доделывают ту работу, которую не доделал (подозреваю, намеренно) сам Создатель мира, оставив каждого из нас наедине со своими языками. Они заращивают пустоты между разрозненными опытами. Можно было бы поддаться соблазну и сказать, что они делают невозможное (такое, на самом деле, многократно говорилось, притом самими переводчиками, среди которых, в частности, — и Иосиф Бродский) — если бы сам автор книги не принадлежал так убедительно к тем, кто героически и плодотворно сражается с самой идеей непереводимости.
Прежде всего, Кружков попросту дает нам увидеть на живых примерах, «как это делается». Так, в статье «Лестница перевода. О точности и вольности» он позволяет читателю вместе с ним пережить решение невыполнимой, казалось бы, задачи: пересадить на почву русского языка с его непоправимо длинными словами стихотворение Роберта Фроста «Nature’s First Green Is Gold», написанное словами очень короткими: «…решительно сворачиваем шею тому жалкому толмачу, который вбил себе в голову идею об экономии слогов, и начинаем шикарно жить. Берем длиннейшее русское слово в пять слогов — „новорожденный” и нагло ставим его в начале. Места в строке остается только на короткое словечко „лист”. Итак, вместо пяти английских слов — у нас два. То же самое — во второй строке: вместо пяти — три» (то есть — идея минимализма средств парадоксальным образом соблюдена) — и так далее, пока в итоге не получается изящный, сам по себе золотистый и ломкий, русский текст:
Новорожденный лист
Не зелен — золотист.
И первыми листами,
Как райскими цветами,
Природа тешит нас —
Но тешит только час.
Ведь, как зари улыбка,
Все золотое зыбко.