Новый Мир ( № 4 2006)

Второй том очерков быта пушкинского Петербурга (равно как и вышедший полтора года назад первый) продолжает направление, привлекательность и научную перспективность которого отечественным гуманитариям продемонстрировал еще Ю. М. Лотман. Из книги мы можем узнать, помимо вполне ожидаемых от подобного издания сведений о светских развлечениях, балах, маскарадах, литературных салонах, учебных заведениях, еще и то, например, как петербуржцы освещали свои жилища, а как — улицы и сколько зарабатывал фонарщик (“Освещение домашнее”, “Освещение уличное”). От каких болезней принято было лечиться и чему они соответствуют в современной медицинской номенклатуре (статья “Медицина”). Где стриглись щеголи, а где — простой люд; когда в дворянский быт проникли шахматы, а заодно о шахматных сюжетах в поэзии Пушкина (“Парикмахерские”, “Шахматы”). Узнавать подобные вещи неизменно увлекательно, несмотря на то что статьи, собранные здесь, написаны разными авторами и не сглажены одной редакторской гребенкой. Это вызовет легкую досаду разве что у заядлых перфекционистов, на наш вкус, обаяния в этом разнобое, безусловно, больше — разностильность создает иллюзию, что все истории рассказаны разными людьми, собравшимися по причуде издателей вместе, положим, за ужином. Научность — в смысле проверенность и надежность — приведенных здесь сведений пропущена сквозь дружелюбное сито популярного слога, что и дает на выходе необыкновенно богатое по вкусовым ощущениям блюдо, которое по зубам не только академику и школьному учителю, но и старшекласснику — в общем, смотри статью “Пища”.

 

Ханс Ульрих Гумбрехт. В 1926. На острие времени. Перевод с английского Е. Канищевой. М., “Новое литературное обозрение”, 2005, 570 стр.

Еще одна своего рода энциклопедия на нашей книжной полке, тоже рассказывающая об истории повседневности, на этот раз — окружавшей человечество в 1926 году. Автор книги, профессор Стенфордского университета, проделал странный и завораживающий эксперимент: Гумбрехт навел лорнет на один отдельно взятый год, выбрав его почти случайно, с простой целью, которую сам обозначает как выстраивание “синхронической реконструкции повседневных миров”, а также создание “иллюзии непосредственного переживания прошлого”. Иными словами, автор пытается изобрести “машину времени”. Открываешь его исследование и оказываешься в 1926 году. Впрочем, эта цель отнюдь не конечная.