Новый Мир ( № 4 2006)

— Я хочу пожить в нашем домике… Я еще поживу в нем. Там так хорошо: цветы, зелень, воздух…

Он часто ей снился, наш старый дом. Утром встанет, рассказывает: “Видела дом наш. Нюру и Петю, Славочку. Всех видела. Так хорошо поговорили”.

Подступало время летнее. Из города уезжали. Но старый дом тоже старая мать моя навещала лишь изредка. Уже не было сил.

Но разговоры про дом всякий день.

— Вы цветы посадили? Обязательно посадите. А возле кухни астры взойдут и петуньи. Смотрите там не копайте. Я приеду, осторожненько прополю.

— Посадите картошку. Хоть немного. Пару ведерок. Я буду поливать. Своя картошечка такая вкусная.

— А помидоры посадили? Обязательно посадите. В прошлом году Петя с женой посадили. Такие были сладкие. Я их каждый день ела.

— Огурчики обязательно… Свои огурчики…

Разговоров много. Каждый день. И сборы долгие, как на свидание.

— А какое мне платье надеть? А кофточку? А платок? — И — обязательное: — Подуши меня. Вот этими духами, хорошими.

Но потом вдруг передумает:

— Нет. Не поеду. Лучше полежу.

Но все же иногда ездила.

Приедем. Из машины выберется, бредет с батожком.

— Я сама, сама… Я все погляжу. Свою комнату погляжу. Яблоньку… Как там яблочки? Не пропали?..

Идет помаленьку, старый одуванчик… Одни лишь легкие косточки. Два шага шагнет и просит: “Поставь мне кресло”.

Полотняное раскладное кресло ставится в тень ли, на солнечный припек, смотря по погоде.

Посидит, подремлет и заторопится:

— Поехали, поехали, хватит…

Я ворчу:

— Чего тогда приезжали, гоняли машину, собирались полдня?

Мне в ответ обещание:

— Вот когда я поправлюсь, я поживу здесь. А теперь поехали…

Все хорошо: зелень, чистый воздух, легкий ветер, солнечное ласковое тепло, сладкая дрема, но родных людей, с кем жила в этом доме и рядом, — их уже нет. А без них — пустыня.

Мама поняла это не вдруг, прежде порою сердилась:

— Почему ко мне никто не идет? Пойдите позовите…

— Кого позвать?.. — отвечал я со вздохом и добавлял про себя: “Не дозовешься. Они далеко”.

Конец нашего старого дома я осознал прежде матери, когда нас обокрали, два ли, три года назад.

Для давних моих знакомых, земляков, случай этот — словно облегчение.

— Мы тебе говорили…

— Мы тебя сто раз упреждали…

— Мы…

И вправду для них — облегчение. Целых десять лет, после смерти тети Нюры, никто не зимует в нашем старом доме. Лето кончается, заперли и уехали до весны.

— Как вы бросаете, не боитесь?

— Да разве нынче можно?!

— Упрут. Все подчистую.

Год за годом такое слушали. Но приходили холода, дом на замок — и поехали.