Новый Мир ( № 4 2006)

Володя Грибанов держался дольше. Его знали как хорошего сварщика. Приезжали домой, нанимали. Он работал день, другой и неделю. А потом гулеванил. Хомута прежнего нет: с восьми часов до пяти с перерывом на обед. Дешевого пойла вокруг — хоть залейся. А после долгой гулянки какая работа?.. Заказчик приедет, поглядит на Володю и лишь рукой махнет.

— Устроился я к водникам, в больницу, — глаголет пьяненький Вовка. — Делов много, а делать нечем. Труб нет, кислорода нет, электродов и тех нет. И зарплаты нет. Иди, говорят, пока отдыхай. Отдыхаем с Минеем… Ты не займешь?.. Я — как штык, с получки…

— Какая у тебя, родный, получка?..

— Ну, може…

В поселок, в наш старый дом, я приезжаю лишь в теплую пору, летом. А время, словно под гору, быстро катит.

Вроде вчера еще Вовка Грибанов по улице с внучкой шел, весело сообщая:

— В магазин! Ей — шоколадку, а мне — пивка. Для рывка!

Генка Миней, принаряженный, с пробором в светлых густых волосах, шепотом сообщает: “У женщины день рождения. На подарок… С получки отдам…”

И вот уже — ни внучки, ни жены, ни женщины с днем рождения.

“Петрович, ты понимаешь… Ну хоть на пиво дай”, — это Вовка. Сосед его Генка объясняет детально:

— Петрович, работаю у Комиссарова. Ты знаешь его. В субботу обещал заплатить.

Генку соседи хвалят: “Рукастый…” — и призывают порой для работ домашних, дворовых: яму выкопать, навоз ли, глину на тачке перевезти, подправить, прибить и прочее. Но расплачиваются известно как. Хорошо, если покормят, а то на поллитру — и все.

— Петрович, я нынче у Чебаковых, ты их знаешь, завалинку кладу…

— Петрович, завтра иду огород копать, просили…

— Я, Петрович, работаю. Это Вовка — лодырь. Ему лишь в кухне лежать.

Вовка — не лодырь. Он сроду был словно малое щеня. Но прежде хоть петушился, шумел: “В бога мать!..” А теперь и вовсе: щуплый, недужный. А в светлых глазенках болезнь ли, боль: “Понимаешь, Петрович…”

Понимаю… С чего ему здороветь? Хорошо, если тетка Шура, мать его, которая рядом живет, наварит щей да покормит. Но это — в праздник. А всякий день — вонючее пойло, корка хлеба да старая, еще бабкина, хибара, в которой бобылем обретался.

В летнюю пору изредка он приходил к моей матери побалакать.

— Тебе надо на работу устроиться… Ты хороший специалист. И жена к тебе вернется.

Вовка вздыхал, соглашался. Но жизнь свое правила.

— Петрович, дай на хлеб.

“На хлеб” я никогда не отказывал: свои люди.