Новый Мир ( № 4 2008)

О том, как за ней следят — напевала

О том, что в мыслях космический аппарат —

Танцевала

А потом закрыла глаза и до больницы

не открывала

(“Таблица умножения”, из книги “Станция Ипанема”)

девушка поднимает руки <…>

она танцует в осином гнезде, гремящем

внутренними и внешними взрывами.

Белая футболка в неоновом свете горит как сверхновая,

танцующая запрокидывает голову…

(“Пьяцца, Флоренция, Фьорентина”, 5; из книги “Бедные белые люди”)

(Рождение мира, сопровождаемое катастрофами — илииз катастроф.) Настойчиво воспроизводящаяся, совершенно мифологическая картинка. И этоживопись— в большей степени, чем театр. Изображенное,застывшее движение.

В стихотворении “Августин”мир создает“больная психиатрического отделения”: “она хочет, / чтобы в каждой лампочке воссиял вольфрам <…> и указывает / изогнутым как та самая вольфрамовая нить мизинцем / на мое лицо: „Августин. Будет имя ему — ‘августин‘”…” Пророчествует? Заклинает?

“Августин, — добавляет Светлана, — не наступает,

поскольку

пыль должна улететь с каждой лампочки

(может, она упорхнет от жары),

чтобы вольфрам беспрепятственно воссиял, как дорогое солнце <…>

да раскалится вольфрам!” —

легенда о наступлении “августина” и пришествии “вольфрама”. Изогнутая вольфрамовая нить — начало завихрения (или его обрывок). Августин здесь — название времени, периода, эона. И это не только имя известного писателя и епископа, но и героя или автора (автора-героя) песенки-танца (превосходная мелодия для часов с кукольными появляющимися под нее фигурками времен рококо, XVIII век) о чуме, смерти и радости, что-то среднее между пушкинской “песенкой” “Если жизнь тебя обманет…” и его же песней Председателя в “Пире во время чумы”. Возможно, создание мира (миров) есть вообще форма неизлечимой болезни Творца (“Светлана, больная психиатрического отделения, ей невозможно помочь”).

А мы во встречном движении прочитываем стихи Афанасьевой “наоборот”, от основания — к острию пирамидки, восстанавливая “творческий путь”, да? Ну, лучше, — одну еготенденцию.