Новый Мир ( № 4 2010)

О л е г  П а щ е н к о,  Я н и н а  В и ш н е в с к а я. Искусство ухода за мертвецами. М., «Додозавр», 2009, 96 стр.

Это вторая книга творческого союза, особенно интересного тем, что Янина Вишневская и Олег Пащенко постоянно меняются ролями. Если в первой книге «Они разговаривают» (М., «Гаятри/Livebook», 2008) были представлены стихи Янины и рисунки Олега, то здесь — наоборот: визуальный ряд (фотографии) подготовила Янина Вишневская, а стихотворения написал Олег Пащенко. В результате возникает увлекательный диалог визуального и вербального — иллюстрации придают стихотворениям дополнительный объем, смысл текстов начинает как бы мерцать и трансформироваться. Загадочно уже название книги — «Искусство ухода за мертвецами». По словам Олега Пащенко, изначально имелось в виду, что это уход вслед за мертвецами, однако публика упорно соединяет существительное «уход» с глаголом не «уходить», а «ухаживать». Это толкование радикально меняет смысл — если в первом случае читателю предлагается изучить искусство ухода в отчужденный мир мертвых, то вторая интерпретация подразумевает, что мертвые никуда не уходят, а остаются рядом с нами, так что наиболее чувствительные и сострадательные люди могут и впрямь начать ухаживать за ними, как за какими-то диковинными цветами. Отчасти именно на это понимание работают фотографии Янины Вишневской, открывающие совершенно иной мир внутри обыденной привычной реальности. Смотрящий на эти фотографии все время как бы соскальзывает с узкой грани, отделяющей понятное и знакомое от неведомого. Ключом к книге, как мне кажется, могут служить следующие строчки: «Некоторый человек, умерев, / попадает в пустую комнату / где нет ничего, кроме / надписи на стене: / „

ты бессмертен

”». Стихотворения Олега Пащенко, однако, повествуют не столько о потустороннем, сколько об этом мире и о сложных переживаниях человека, ведущего обыкновенную повседневную жизнь. И здесь уже слово «уход», безусловно, произведено от «уходить». Ведь вся наша жизнь, в сущности, и есть путь на ту сторону…

 

С о л н ц е  б е з  о б ъ я с н е н и й. По следам XIV и XV Российских фестивалей верлибра. Сборник стихотворений. Составитель Д. Кузьмин. М., «АРГО-РИСК», «Книжное обозрение», 2009, 172 стр.

Фестивали верлибра в нашей стране проводятся уже много лет. Начиналось все в первой половине 1990-х годов, когда верлибр — «свободный стих» — стал в некотором роде метафорой поэтической свободы, а эти фестивали — альтернативой рассыпающейся на глазах «официальной» литературе. С тех пор прошло много времени, верлибр стал уже вполне привычной частью русской поэзии, однако до сих пор в силу определенной инерции эта форма стиха продолжает казаться чуть ли не революционной. Фестивали верлибра интересны тем, что притягивают к себе почти всех самых ярких представителей современной русской поэзии. Очередной сборник, составленный Дмитрием Кузьминым, посвящен XIV (5 — 6 мая st1:metricconverter productid="2007 г" w:st="on" 2007 г /st1:metricconverter ., Тверь, Областная библиотека им. А. М. Горького) и XV (1 — 2 мая st1:metricconverter productid="2008 г" w:st="on" 2008 г /st1:metricconverter . в московском литературном салоне «Классики XXI века») фестивалям.

По этому сборнику можно составить достаточно полное представление о том, что такое современный русский верлибр. Есть тут и поэты-минималисты, достигшие в работе со словом максимальной выразительности, — Иван Ахметьев: «я как Микеланджело / чищу картошку / снимаю все лишнее»; Александр Макаров-Кротков: «если / и вышло бы / нечто / что нам / ваши / восторги / разве что / оглянуться / успеть»; Айвенго: «офисный романтик покупает фета / поди угадай что у него на уме». Есть и стихи экспериментальные, например Натальи Азаровой, Полины Андрукович, Михаила Вяткина. Есть поэты, пишущие только верлибром, есть использующие эту форму наряду со многими другими — например Дмитрий Григорьев или Максим Амелин, именно таким образом рассказавший об опыте встречи с реальным воплощением «Лиры стиховедения». В отличие от силлаботоники, задающей четкие параметры стиха, а подчас даже благодаря своеобразной памяти жанра — и тематику стихотворений, верлибр дает гораздо больше возможностей для собственной интонации и поэтического видения. С другой стороны, поэту тут никак не скрыться за наработанными до него формами, он как бы оказывается вынужден сам устанавливать себе правила и ограничения. Отсюда, вероятно, и происходит такое поэтическое разнообразие, которое даже мешает вывести более или менее четкое определение верлибра.