Мигнул раз-другой… Включается. Вновь гаснет.
Ольга, не оставляя, не отдавая Максиму репродукции, топчется на месте. Занемели руки. Она посылает мальчишку вглубь студии:
— Коля. Пойди глянь, что там мигает.
Юнец, обходя живую скульптуру, озабоченно напоминает, на чьей стороне он в этом конфликте:
— Я х-хотел к-копировать к-как раз эти работы.
— Пойди. Пойди глянь.
— Лёльк! Признайся… У тебя много повторяющихся репродукций. Слишком много… Ну что за культ!.. Отдай эти мне. И помиримся.
— Замолчи.
— Так и будем стоять, обнимая на пару великого мастера?
— Так и будем.
Оба, быть может, готовы порвать рулоны. Но не разорвав при этом что-то главное.
Юнец Коля возвращается.
— Он вырвал провод с м-мясом… Когда з-з-забирал репродукции, попортил розетки… Этот кретин концы закоротил. С-соединял п-провода напрямую.
Максим огрызнулся: — Запомни, пацан. Этот кретин все в жизни соединяет напрямую.
Свет продолжает потревоженно, беспорядочно мигать. Включается запись под одной из спящих репродукций:
2
Прошла неделя или около того.
Ночь. Мигнул вдруг огонек — ожил лучик подсветки у одного из Кандинских. Ольга встала с постели.
Она идет на шорохи… Насторожившись. Шлеп-шлеп тапками… В сторону еще раз чутко мигнувшей подсветки — и там навстречу Ольге он, Максим. Теперь в полной тьме. Он движется еще более осторожно, чем она. И более осторожно, чем в прошлый раз… Шаг еле слышный… легкий... вороватый. Как и когда он пробрался ночью в студию?
Ольга, вскрикнув, отшатнулась. Максим в полутьме крепко и знакомо схватил ее за плечи.
— О боже мой. Это ты?.. Напугал.
Как ни в чем не бывало Максим спрашивает. Сердито спрашивает. Он продолжает, разматывает вчерашнее. Но в темноте:
— Родная. Или мы любим друг друга — или нет?.
В своем великолепном стиле.
— Мы любим или нет?
И сразу же в ход претензии художника к людям. К людям вообще. Ну а косвенно, конечно, к ней — к Ольге: