Новый Мир ( № 5 2005)

Тире замкнувшее полярность

И счастье — просто благодарность

Всему что было по пути?

Но — набирая пестроту

Исчеркивая глухоту

Кружат ощипанные перья

И вспыхивают на лету

И втянута в огневорот

Искрящих окончаний смычка

И смерть лишь вредная привычка

Горючей стрелки перевод

И там

За жизнью

Жизнь

Круженье

Горенье страстное где ты

Пульсируя от напряженья

Выдергиваешь в продолженье

По перышку из пестроты.

 

*    *

 *

Счастливый человек

живет на четвертом этаже

в 13 квартире.

Он улыбается всегда,

просто не может иначе.

Все знают,

что его зовут Толик,

а его бультерьерку —

Мила,

что ездит он на “копейке”

и никогда не пьет

за рулем,

что работал когда-то

на ЗИЛе

(вон, видишь? —

во-он, голубые трубы за рекой)

и что вечная его улыбка —

результат обыкновенного

взрыва в цеху.

Все знают.

Но когда он

(смотрите! смотрите!)

медленно идет из магазина

вдоль длинного-длинного дома

к первому своему

подъезду,

не отвечая,

не обращая,

не замечая

и отчаянно сияя, —

все замирают и начинают улыбаться:

счастливый,

счастливый,

счастливый.

Счастливый, как Толик.

 

В темноте

Ничего не думай, дыми, мой свет,

твое дело — табак, семь сигарет.

Все идет тик-так: ява, ночь, зима.

Не звони — из провода свищет тьма.

Затянись, не дергайся, не включай,

пусть себе трезвонят, не отвечай,

лучше, в этой темени растворясь,

чикнуть провод — легкую с миром связь.

Ты один тут — свет и светись один,

обращайся в красную точку, в дым.

От своей прикуришь — да будет гость.

И еще — давай! — распали всю горсть.

Вот и праздник, где все — свои, все — те,

каждый красно светится в черноте.

Разложи-ка их в блюдце на три и три.

А теперь с ними — поговори.

 

*    *

 *

Гляди на меня не мигая

Звезда говорила звезде

Мы точки моя дорогая

Две точки в вечерней воде

Трап лодочной станции

Лето

Зрачками присвоенный свет

Две точки

Но этого света

Им хватит на тысячи лет

Как меня зовут?

Хорошо быть почтальоном,

Сероглазым и зеленым.

И в глубокой сумке несть

Одного — другому весть.

И, взглянув на облака,

Видеть Бога как быка.

Андрей Худяков.

КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН

Владимир был из тех народных героев, что начинают с коровьих лепешек, пахоты, покрывают тыщу верст босиком и берут какой-нибудь бастион с яростью игрища “деревня на деревню”. Но сникают, занимают кичливую клеть, откуда им по-прежнему видны лес да поле, да закатное пятнистое стадо.