Новый Мир ( № 5 2006)

Щелчок. И поползла лента с загадочной линией, пиками и провалами.

— Ну что?

— Ничего.

— Нормально?

— Абсолютно ничего нормального.

— Вы что? Издеваться сюда приехали? Перед вами человек!.. Всю Россию кормил!

— Чем это?

— Кашей. И хлебом.

— Агроном?

— Селекционер. Сорта выводил. Проса. Ржи. Кок-сагыза даже, одно время.

— Как зовут?

— Георгий Иваныч.

— Иваныч! — Он тронул отца за плечо. — Мой отец тоже рожь сеял! Невель, такой город, слыхал? До тридцати центнеров на гектар у него выходило. Нормально?

Отец не двигался и не отвечал — даже на такой существенный для него вопрос.

— Ну что, Иваныч? Путешествовать поедем?

Слипшиеся губы отца разлепились. Может, это вылетело “да”?

— Крепкие мужики тут есть? — Доктор энергично повернулся. — А то мне напрягаться нельзя. Недавно я тут уже напрягся! — Он сдвинул на секунду очки и как-то весело продемонстрировал правый глаз с красными лопнувшими сосудами. — Вот так!

Я сбегал в соседние дома и привел “крепких мужиков” — Петю Кожевникова и Колю Крыщука. Врач с водителем тем временем подогнали железную каталку к крыльцу, а возле кровати на полу расстелили толстую оранжевую клеенку с деревянными ручками по углам.

— Взяли — двое под руки, двое за ноги. Переложили вниз!

Мы с водителем брали отца под мышки. Тут меня вдруг прошибла слеза — я вспомнил, как недавно совсем мы боролись с ним тут, когда он пер неизвестно куда — какой крепкий, упрямый был мужик — не перебороть. И вдруг словно “выветрился” весь — совсем невесомый и слабый! Но ярость, слава богу, еще осталась прежняя — он вывернулся из наших рук и сел, всклокоченный, в сбившейся одежде, прерывисто дыша. Стал что-то нашаривать возле кровати, яростно отпихивая расстеленную клеенку ногами в приспущенных носках.

— Иваныч! Не шали! — рявкнул доктор.

Отец, продолжая шарить возле кровати, глянул на него, потом на меня абсолютно безумными, белыми глазами. В его руках, ставших уже в два раза тоньше, чем были, вдруг оказалась ярко-желтая пластмассовая, с мультипликационным зайчиком на ярлыке банка какао.

— На! На! Тебе! Тебе! — страстно залопотал он, тыча ее мне в руки.

— Бери, раз батя дает! — скомандовал доктор.

Я взял, некоторое время в растерянности подержал банку в руке, потом поставил на стол, заваленный папками и листами. Может, это последнее, что он видит в жизни… И это не самое худшее, что можно увидеть напоследок.