У метро купил пару пирожков и поехал в “Пламенные революционеры”. Редакторша не узнала меня или не захотела узнавать. Видимо, совсем другая женщина, а о той, прежней, спрашивать неприлично. Столько лет прошло. Дали мне список тех, кто, отгорев синим пламенем, достоин возрождения и с моей помощью может восславиться в веках. Человек пятьдесят, не меньше, остальные ждут своей очереди, а их — видимо-невидимо, все население СССР состоит из “пламенных”. Чтоб не изнурять себя выбором, взял того, кто первым числился в Пантеоне борцов. Бела Кун, Будапешт он покинул, пошел воевать, чтобы русскую землю мадьярам отдать. То есть патриот и интернационалист, верный продолжатель, с клещами не расставался.
В курилке услышал, что в Москве года два назад была Олимпиада.
Аванс — получил. Вошел в “Узбекистан”, в голову ударил аромат Востока, жить можно и надо. И впрямь — легко отделался, уцелел.
Бумажный планер
Найман Анатолий Генрихович родился в Ленинграде в 1936 году. Поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.
* *
*
Дмитрию Веденяпину
.Февральским днем серебряной Москвой
пройдись от Чистых до Библиотеки,
мимоидущим ритм внушая свой,
не чувствуя, в каком все это веке,
не зная — нет скамеек — где присесть
сообразить, на что это похоже,
лишь ощущая: что-то в этом есть
и — что важнее — нет чего-то тоже.
Не прошлого: как раз в домах на слом,
в социализме голубиной почты,
в румянце мглы — его полно. Но в нем
нет главного.
Нет будущего, вот что.
* *
*
Чем меньше в вещи частей, тем она прочней.
А чем прочней, тем больше в ней аксиомы.
Не начинай со мной разговор, чувачок, не смей,
мы ведь с тобой, мужик, алё, не знакомы.
То есть когда-то знакомились — что с того?
В дружбе клялись, говоришь, и делились хлебом?
С дури, дружок, от легкомыслия моего.
И твоего. В том бытии нелепом.
Молоды были, разогревали пыл
сердца, ложились костьми, лезли из кожи.
Ты — одна тысячная тех, кто меня дробил
на элементы, в пыль. И я тебя тоже.
* *
*
Нужно, чтоб было тошно.
Тут мы согласны, да?
Невынужденное — роскошно!
Изредка, иногда.
Нужно, хотя бы с горем
пополам, на Кольце
Бульварном пробраться в корень
ветл в терновом венце.
Но неохота. Тошно.
Лучше игрой лица
выразить скоморошно
раскованность. Не до конца.
А на конец оставить
вздор болтовни — и в нем
несколько слов на память
вроде стишка в альбом.
И попрощаться. Сроком
на. И уже без слов
дернуть губами — током
невынужденных катастроф.
Певец
Он и телесно был инаков,
как мгла кулис, как призрак ливней.
И много ль имени Иаков