Новый Мир ( № 5 2008)

оглохшим Эйч Даблъю, в фильме появляется сводный брат Дэниела — Генри. Мы видим в кадре толпу приехавших нефтяников в одинаковых котелках (явная отсылка к известной картине Магритта) и среди них затылок Генри в мягкой коричневой шляпе. Потом точно так же, с затылка в похожей шляпе, режиссер снимает Дэниела, идущего к дому, на крылечке которого его дожидается брат. В череде чужих, безликих людей появляется близкий, той же плоти и крови. Но камера настойчиво фиксирует поверхностное сходство двух этих мужчин и их сущностное различие. Одинаковые шляпы, усы, костюмы или нагота в сцене купания — и абсолютно несхожие профили. У Дэниела — волевой, упрямый, у Генри — курносый, мягкий.

И в глазах у одного неукротимая энергия, у другого — сломленность, слабость, готовность к поражению и неудаче.

Как бы то ни было, эта новелла — самая лиричная в фильме. В кадре появляются в избытке вода, свежая зелень… За кадром из месива тревожных аккордов вдруг прорывается мелодия виолончели (предыдущая новелла сопровождалась ритмичным стуком трещотки — словно пульс в ушах оглохшего человека, который видит лишь безмолвно шевелящиеся губы, не разбирая слов). Рядом с Генри Дэниел словно оттаивает. Он впервые хоть что-то говорит о себе: о том, что не любит и презирает людей, не терпит конкуренции и чужого успеха, что устал бороться один против всех… Тем страшнее оказывается развязка.

Идиллическая поездка к морю по маршруту будущего нефтепровода заканчивается сценой купания, во время которой Дэниел вспоминает дом в родном городке, роскошный дом, о котором он мечтал в детстве… По ответам Генри он начинает догадываться, что брат понятия не имеет, о чем речь. Дэниел ничего не говорит. Сидит на берегу, обхватив колени. Но в профиль на крупном плане мы видим неконтролируемое, угрожающее движение нижней губы, как у самца бабуина,