Новый Мир ( № 5 2008)

Каждая постановка здесь — очередная глава театрального романа, наполненного симфоническим многоголосием. Приходишь на очередной спектакль и понимаешь, что он, вагончиком, присоединяется к уже виденному. С одной стороны, закрепляя уже пройденный вместе с “Практикой” материал, но с другой — добавляя еще одну, свежую, краску, еще один дискурс-ракурс.

Главный сюжет нынешнего репертуара “Практики” — антропологические наблюдения за изменением человеческой природы. Социальный аспект мутаций, экзистенциальный, культурный...

“Продукт” Марка Равенхилла, оказывающийся моноспектаклем Александра Филиппенко, идет в зачет как этюд на темы культуры и шоу-бизнеса (продюсер рассказывает кинозвезде сюжет боевика, надеясь уговорить ее сниматься).

Но это на поверхности: культура важна автору пьесы, режиссеру и исполнителю как градусник, фиксирующий температурные изменения. Культура — диагност, фиксатор фобий и страхов.

Боевик, в котором должна сниматься оставшаяся за кадром звезда, включает в себя самые горячие, топовые новостные темы: исламский терроризм, безопасность авиаперелетов, 11 сентября 2001 года, сексуальная фрустрированность, ксенофобия, бездуховная изнанка потребительского общества.

Многие критики увидели в пьесе Марка Равенхилла сатиру на нравы, царящие в киноиндустрии, однако мне показалось, что пьеса много глубже: она — пристальное и пристрастное исследование механизма оглупляющего нас страха, позволяющего манипулировать. Идентификация с голливудскими персонажами — заветный ключ взлома трепетного зрительского внимания, поэтому важно надавить на больные точки, и тогда зритель окажется зомбирован.

Для этого актриса, адресат речи продюсера, вполне себе существующая в тексте Равенхилла, в спектакле “Практики” выведена Вартановым за рамки действия. Ее нет.

Продюсер обращается напрямую к зрителям без каких бы то ни было посредников, что усиливает влияние насылаемого на нас бреда. Филиппенко, матерый человечище, человек-оркестр, актер актерыч, постоянно цепляет тебя глазами — словно бы нарушая все табу с твоим установившимся интимным пространством, прокалывая его стремительным взглядом и точной репликой.

Филиппенко обращается непосредственно к тебе, оказавшемуся на месте актрисы, к твоим собственным страхам и фобиям. Создавая иллюзию едва ли не приватности вашего диалога и — мгновенно — разрушая эту интимность увертками да ужимками.