Я вздрогнул, но в руки себя взял. Понял, что он сейчас любимую свою лекцию начнет: «Культурные растения — основа питания человечества». Если бы спокойно прочел, а то будет нагнетать, постепенно распаляясь, и кончит надрывным криком, тем более если ему возражать! А я возражаю, не могу удержаться, уж слишком настырно он насилует очевидные факты в пользу своей теории. Удержаться не могу… характер бойцовский, отцовский. Как тут хрупкой Нонне жить? Она и не живет больше. Мы тут теперь бушуем. Готовясь к схватке, я воинственно стулом заскрипел, посноровистей усаживаясь. Ну давай… начинай! Но очи отца вдруг ласковыми, прелестными стали — это он умел.
— Слушай! — коснулся ладошкой колена моего. — У меня к тебе будет просьба.
Не «будет просьба», а, видимо, уже есть? Давай! Все давайте!..
— Слушаю тебя, — ласково произнес.
— В собес не сходишь со мной?
При чем, спрашивается, здесь частица «не»? «Не» сходишь? Чистая демагогия.
— Конечно схожу, батя. А в чем дело там?
Конечно — все выдюжим! А куда денешься? Наше место — в собесе.
— Да понимаешь ли… — Он мучительно сморщился. — …Пенсию убавили мне. Почти в два раза.
Новое дело! Казалось, что хоть у него все прочно.
— Не может быть!
— Да вот представь себе! — заорал бешено. Помолчав, снова коснулся колена моего, набираясь, видимо, у меня сил. То есть — мои отнимая. Слегка успокоился. Продолжил скромно: — Раньше около трех платили — а теперь полторы.
Ну буквально все рушится. Не удержу. Но — удерживай!
— Не может быть, — тупо я повторил.
— Да что ты заладил! — снова он заорал. Да, огня еще много у него, даже завидно. Сгонял в комнату свою, с распластанной сберкнижкой явился, сунул мне в харю: — Гляди!
Да-а. Залюбуешься! Действительно, последняя строчка в книжке — тысяча пятьсот. Видимо, постановление такое вышло: «С целью улучшения… и дальнейшего углубления… населения временно уменьшить пенсию профессорам со стажем работы по профессии сорок лет и больше в полтора — два раза». Я-то здесь при чем? Последнее я вслух произнес, кажется, — он гневно вытаращился:
— Как это — при чем?
Мол, вы затевали перестройку! Теперь — отвечай.
— Вот, Надя мне все бумаги собрала, на селекстанцию ездила! — Папку приволок.
Аспирантка его, сама давно уже на пенсии. Умеет он нагрузить. Раньше — по полю за ним бегали, теперь — гоняет тут. И меня загоняет. Но спорить с ним? Нет. Я тут гармонию должен наладить, прежде чем о большем мечтать.
— Ну что же… поехали. — Я с хрустом поднялся. Своей пенсией бы надо заняться, не пойму, почему маленькая такая… опосля!
— Поехали! — азартно батя вскочил.
Небольшая увеселительная прогулка. Мне, конечно, уже в больницу бы надо — но вот это, видимо, будет повеселей.
Небольшая борьба уже в прихожей началась: батя норовил выскочить в летней курточке, я удержал его:
— Опомнись! Снег уже лежит!
— Нет никакого снега!
Пришлось скручивать его, вести к окошку. А это только начало пути.
— Это ж разве снег!
Его не переупрямишь. Хотя наст до подоконников первого этажа достает… «Нет снега!» Но в пальто таки впялил его!
На круговой нашей лестнице он упрямо стирал рукавом пыль со стенки!
— Иди посередине — я тебе помогу! — ухватил его.
Вырвался! И это только начало пути!
Вышли во двор. Сощурились от сверкания и сияния. Но снега, «конечно, нет». Проложена по голубому насту глубокая белая дорожка. Но снега, «конечно, нет»! Как-то я с ним тоже завелся, настроился на спор, на борьбу. Характер бойцовский, отцовский. И тут же и начался бой. Поперек пешей дорожки шла «звериная тропа», глубокие круглые провалы… Конские следы? Или — следы кабана? Впрочем, видны были и кое-какие следы более весомые и неоспоримые — жирные, золотые «конские яблоки» с торчащими из них пушистыми травками. Мы четко, как я полагал, шли мимо — и вдруг батя рванулся туда: еле ухватил его за полу. Он такой — специально наступит, чтобы потом мрачно морщиться: «Черт знает что!» Но я грубо пресек эту попытку. Тем более — чувствовал свою вину за появление тут конского кала. Привел «на свою голову» лошадь. «До головы», впрочем, пока не дошло — но дойдет, если будет так развиваться. Батю утащил от соблазна, провел его, протащил под гулкой изогнутой аркой (снегу тут мало было — принесен лишь конскими и людскими ногами), на улицу выволок. Вообще, времени не так много у меня!